Сценарии кинофильмов Андрея Звягинцева - [65]

Наконец, Николай захлопывает багажник, берёт карабин и идёт в ту сторону, куда указывал Витя.

Остальные безмолвствуют.

Первой приходит в себя Анжела.

Анжела. Ну, полиция, и чё вы ждёте? Пока дурдом начнётся?

Степаныч с Пашей быстро уходят вслед за Николаем.

Витя. Мам, а что такое «дурдом»?

Анжела(тревожно глядя вслед мужикам). Дурдом, сынок, это когда люди с ума сходят.

Витя. А это как?

Анжела. Подрастёшь – узнаешь.

Витя. А я щас хочу.

Анжела. А я говорю, рано тебе ещё. Пойдём вон лучше ружьё приберём от греха подальше.

Она направляется к «козлу», у которого стоит карабин, оставленный Дмитрием. Витя бежит за ней следом.

Витя. Мам, а что такое грех?

Анжела. Блин, ты мёртвого замучаешь! Это когда ты кошку поджёг, помнишь?

Витя. Угу. А щас кто кошку поджёг?

Анжела. Никто не поджёг.

Витя. А почему тогда грех?

Анжела закатывает глаза, останавливается и смотрит на сына.

Анжела. Ты в кого такая сволочь, а?

Витя, видя, что мать злится, вжимает голову в плечи и отступает на шаг назад.

Анжела берёт карабин и смотрит в сторону леса, откуда доносятся нечленораздельные агрессивные крики – голоса человеческие, но звуки они издают абсолютно звериные.

Анжела с Витей смотрят в ту сторону, откуда прилетают эти звуки.

Сорвавшись на фальцет на последнем слоге, голос Степаныча перекрывает все остальные голоса и звуки.

Степаныч. А ну прекратить!

И тут же раздаётся короткая автоматная очередь.

Анжела(осеняет себя крестом). Господи, помилуй!

83. ИНТ. КАБИНЕТ АРХИЕРЕЯ. ДЕНЬ

Архиерей65 (в простом облачении, без головного убора, на запястье – дорогие часы) и Вадим Сергеич (в костюме, при галстуке) сидят в удобных мягких кожаных креслах – чайный уголок в кабинете: диван, низкий столик, чайные приборы на нём – всё дорогое, антикварное, массивное, – как и письменный стол в другом углу, и кресло, над которым висит большая коллективная фотография с архиерейского собора в зале приёмов храма Христа Спасителя, и книжные шкафы вдоль стен, и книги в них, и иконы на стенах… На письменном столе – большой компьютер «Макинтош», пресс-папье, инкрустированное золотом, дорогая перьевая ручка…

Архиерей. Суетлив ты стал, Вадим. Сам беспокоишься понапрасну и людей беспокоишь. Как будто не ведаешь, что все под Богом ходим, что воля Его на всё.

Вадим Сергеич. Да как не ведать, владыко? Ведаю.

Архиерей. Так в чём же дело? Не пошатнулась ли вера твоя? Причащаешься? На исповедь ходишь?

Вадим Сергеич. Стараюсь. Не всегда, конечно, получается, дел невпроворот. Но стараюсь.

Архиерей. А кто у тебя духовни́к?

Вадим Сергеич. Местный наш батюшка, по твоему совету.

Архиерей. Отец Алексей?

Вадим Сергеич. Он самый.

Архиерей. Хороший священник.

Вадим Сергеич. Ну да вроде.

Архиерей останавливается (Вадим Сергеич тоже).

Архиерей. Ты, Вадим, соберись. И не сомневайся, ты благое дело делаешь. И хотя говорят, что благие дела делать легко и радостно, нельзя забывать, что враг не дремлет, то есть противодействует.

Вадим Сергеич. Так вот и я про то. Всё одно к одному. Не по себе даже. Тут, понимаешь, такая история…

Архиерей(перебивает). Ты мне, Вадим, ничего не рассказывай. Не на исповеди. За этим иди к отцу Алексею. Мы, конечно, с тобой соработники, одно дело делаем, но у тебя свой фронт, а у меня – свой.

Вадим Сергеич. Да я понимаю. Но… неспокойно мне.

Архиерей. Я тебе на днях говорил и сейчас повторю: всякая власть от Бога. Где власть, там и сила. Если ты – власть на своём участке ответственности, то решай местные вопросы сам, своими силами, не ищи защиты на стороне. А то ведь враг решит, что ты ослаб. Учу тебя, как юношу, честное слово. Не узнаю тебя. С женой нормально у вас?

Вадим Сергеич пожимает плечами.

Вадим Сергеич. Да вроде.

Архиерей. Дети как?

Вадим Сергеич. Хорошо.

Архиерей. Может, болеешь?

Вадим Сергеич. Да нет, здоров.

Архиерей. Ладно, Вадим.

Архиепископ поднимается, протягивает ему руку ладонью книзу. Вадим Сергеич берёт бережно эту руку двумя руками, наклоняется и целует. Архиерей крестит ему темя свободной рукой66.

Архиерей. Иди с Богом.

84. НАТ. ТРАССА. РЕЖИМ

Вечер. Внедорожник Николая, разрезая сумерки светом фар, быстро едет по трассе.

85. ИНТ. ВНЕДОРОЖНИК НИКОЛАЯ. РЕЖИМ

За рулём – Лиля. Волосы её всклокочены, на скуле – ссадина.

На переднем сиденье пассажира – Дмитрий. Лицо его разбито: глаз отёк, нос распух, из губы и брови сочится кровь. Морщась от боли, он постоянно промокает кровь носовым платком (костяшки на руке тоже сбиты в кровь), двигает челюстью – видно, что ему больно.

Лиля. Тебе надо в больницу.

Дмитрий. Нет, не надо.

Лиля. Почему?

Дмитрий. Потому.

Довольно долго они едут молча.

Лиля. И что будет дальше?

Дмитрий. Не знаю. Приеду в гостиницу, лягу на кровать.

86. ИНТ. ГОСТИНИЦА. НОМЕР ДМИТРИЯ. НОЧЬ

Намочив полотенце холодной водой в раковине гостиничной ванной и отжав его хорошенько, Лиля идёт с ним в комнату, где на кровати на спине лежит Дмитрий с закрытыми глазами.

Присев на край кровати, она кладёт полотенце ему на лоб. Он открывает глаза, смотрит на неё.

Лиля(помедлив). Это я во всём виновата.

Он берёт её за руку.

Дмитрий. Во всём никто не виноват. Каждый виноват в чём-то своём. Во всём виноваты все. Но даже если мы признаемся, то, по закону, признание не доказывает вину. Человек невиновен, пока не доказано обратное. Но кто будет доказывать? И кому?