Сброшенный корсет - [9]

Но никого не было.

Наш багаж был уже выгружен, а мы все стояли и ждали.

— Что же нам теперь делать? — спросила я потрясенно, потому что рассчитывала на торжественную встречу.

— Ждать! — решительно ответила Эрмина. — Кто-нибудь непременно за нами придет. Нам тут не дадут умереть с голоду.

Прибыл встречный поезд из Линца, из него вышло невероятно много народу, среди них несколько офицеров в парадной форме. Вид у них был весьма довольный, и они маленькими группками направлялись в город.

— Здесь явно что-то затевается, — заключила Эрмина, глядя им вслед. — Столько людей вечерним поездом… Может, праздник в казармах?

Она не успела ничего добавить, потому что к нам уже спешил белокурый господин в гражданском — среднего роста, коренастый, с роскошными бакенбардами и — о чудо! — с моноклем в правом глазу. Я такого еще не видывала.

— О! Господин бургомистр собственной персоной! — шепнула мне Эрмина. — Держись прямо!

А он уже стоял перед нами.

— Добро пожаловать домой, фройляйн фон Фришенбах! — воскликнул он громко, и на секунду мне показалось, что он хотел ее обнять. — Наконец-то мы снова вас видим, неверную нашу. Нам всем вас так недоставало.

И, просияв, он с чувством поцеловал ей обе руки. Эрмина покраснела и, опустив глаза, пролепетала:

— Как ваши дела? Надеюсь, отлично.

— Прекрасно, прекрасно. Благодарствую. А ваши?

— Великолепно, — Эрмина вновь обрела равновесие, откашлялась и расправила перчатки: — Скажите, мой дорогой, кто же вас прислал? Мы ждали экипаж от «Черного орла».

— О! В «Черном орле» все вверх дном.

— Боже мой! Мы приехали некстати?

— Некстати? Вы? Дражайшая Эрмина, здесь все считают минуты, когда же наконец смогут заключить вас в свои объятия. Дело обстоит так: я случайно узнал, что вы приезжаете сегодня, и, памятуя старые добрые времена… — теперь уже смутился бургомистр. — Да, как уже говорилось, я хотел быть первым среди приветствующих вас.

Эрмина молчала. Потом поспешно схватила мою руку:

— Позвольте познакомить вас. Минка Хюбш — моя воспитанница из Вены.

— Очень рад, — любезно ответствовал бургомистр. — Я уже наслышан о вас, фройляйн, и с нетерпением ждал этой встречи. Вы позволите? — он подал Эрмине руку. — Следуйте за мной, милые дамы, Карл позаботится о вашем багаже. Он уже едет с другим экипажем. А я отвезу вас прямиком в «Черный орел». Там вас ждет сюрприз. Но больше я ничего не скажу.

В экипаже, запряженном парой чудесных чалых лошадок, с кучером Гансом на облучке, мы въезжали в город — после всех наших испытаний в поезде я дышала полной грудью. После гари и вони железной дороги здешний воздух казался бальзамом, сладким и чистым. Был тихий вечер, ласточки летали высоко, и хотя я сидела очень прямо, скромно потупив взор, как учила меня Эрмина, мне удавалось искоса поглядывать на бургомистра, сидевшего напротив, — его монокль меня просто завораживал.

— А вы совсем не изменились, — вымолвил наш кавалер после паузы. Он ни на секунду не отводил глаз от Эрмины.

— А вы сделали большую карьеру.

— Но до сих пор живу один, так и не обзавелся женушкой.

— Ну, тогда самое время, — ответила Эрмина, глядя мимо него. — В Эннсе или окрестностях наверняка найдется девушка, которая придется вам по сердцу. А как обстоит дело с извозом?

— Ни шатко ни валко. Видите ли, железная дорога нас почти разорила. Но вот уже два года я занимаюсь производством содовой. Ее прямо рвут из рук. Я поставляю воду в «Черный орел». Знаю-знаю, хвалиться нехорошо, но я все еще неплохая партия. Совсем как раньше…

Эрмина вздохнула, устремив рассеянный взор на поля.

— Как вам поездка? — спросил бургомистр как бы между прочим. — Надеюсь, не утомила?

— Еще как! — Эрмина оживилась. — По-моему, у железной дороги нет будущего, разве что для перевозки грузов. Но не для цивилизованных людей. Цены непомерные, а стоит открыть окно, и прямо в лицо летит черное вонючее облако! Кому же это понравится? Я никогда больше не сяду в поезд. И моя Минка тоже. В следующий раз мы отправимся на пароходе.

Бургомистр понимающе кивнул. Воцарилось молчание. Вскоре мы обогнали всех пешеходов. Легкой рысцой, чтобы не разгорячить лошадей, мы катили по величественной тополиной аллее, оставляя позади хлебные поля, луга и леса. А слева уже виднелся Эннс, красиво расположившийся на холме.

— Вот, Минка, сейчас! — с детским задором вскрикнула вдруг Эрмина, — я уже вижу городскую башню. Гляди хорошенько — это наш символ. Ну, что скажешь, малышка? Хороша? А старые городские стены? А хлебная башня? Я не слишком много наобещала? Ты когда-нибудь видела такую живописную картину? Ты только посмотри, как все цветет!

Эрмина была права. Чем ближе мы подъезжали, тем красивее становился Эннс. Вот лошади свернули на Венскую улицу и, резво одолев крутой подъем в гору в направлении к Главной площади, примчали нас к городской башне, которая предстала перед нами во всем своем великолепии. Такой величественной башни я еще не видывала. Она была сложена из камней, а изогнутая медная зеленая крыша напомнила мне солдатскую каску. Под нею красовались громадные часы. На самой крыше на шаре застыл, словно танцуя, ангел с крылышками на лодыжках и на спине. Кто бы это мог быть?