Сборник статей - [15]

В нарушение закона смотрители приказывали дать арестанту не 30, а 50 и даже 80 плетей, что было равносильно смертному приговору. Разумеется, ни сам смотритель, ни палач не несли за это никакой ответственности.

Каторжное сопротивление

На Сахалине каторжники обязаны были работать от 7 до 11 часов в сутки в зависимости от времени года, но это правило никогда не соблюдалось. Когда в порты приходили пароходы Добровольного фронта, арестанты вкалывали до тех пор, пока не перетаскивали весь груз. Они превращались в крепостных господ капитанов, работая с 5 часов утра до 11 часов вечера.

Каторжане часто поднимали бунты, которые подавлялись с большой жестокостью. Дорошевич посетил Рыков-скую тюрьму, в которой сидели участники бунта. Они отказывались работать, и их несколько недель держали «на параше», то есть взаперти. На вопрос «Почему не идете на работу?» тюрьма отвечала ревом: «И не пойдем! Пускай всех переморят!»

Когда партию ведут под конвоем, арестанты издеваются над солдатами, как только могут — рассказывают анекдоты про солдатскую глупость, тупость, хохочут над внешностью конвоиров, да еще приговаривают: «А ты слушай!» Замолкнет на минуту один шутник, тут же подключается другой: «Какие, братцы вы мои, эти самые солдаты — дурни, уму непостижимо!». И опять все сначала.

На Александровском посту служил лакеем бывший конвойный Николай, убивший арестанта и сам осужденный на каторгу. «Прежде конвойным был, а теперь, слава Богу, в каторгу попал, — рассказывал он. — Работы те же самые, так же бревна таскаем. Да еще за ними, за чертями, смотри. Всякий тебе норовит подлость сделать, издевку какую учинить. Того и гляди, влетишь за них. Гляди в оба, чтобы не убежал, да поглядывай, чтобы самого не убили. Нет, в каторге оно поспокойней. Тут смотреть не за кем. За мной пусть смотрят!»

Каторжные совершали побеги даже с Соколиного острова, так что песня «Бежал бродяга с Сахалина» основана на реальных событиях. В рассказе «Сахалинец» В.Г. Короленко правдиво описал историю беглого каторжника Василия, который с дюжиной товарищей убил семерых конвойных и переправился на материк, где нашел пристанище в Якутии. Конечно, большинство побегов заканчивались поимкой или убийством арестантов.

Срок за побеги прибавлялся в арифметической прогрессии. Были каторжники, которым предстояло отбыть 70 лет и более. Часто человек, попавший на остров на шесть лет, наживал себе 40. Бежали даже из лазарета, почти умирающие. Сквозь непроходимую тайгу пробирался не человек, а полутруп с ужасом в гаснущем взоре.

Наследники Гиппократа

Единственной надеждой каторжников были доктора. Дорошевич приводит характерный диалог между тюремным эскулапом и арестантом, приговоренным к порке. Врач, узнав, что несчастному полагается 80 плетей, пытается его спасти:

— Ты здоров?

— Так точно, здоров, ваше высокоблагородие.

— Гм... Может, у тебя сердце болит?

— Никак нет, николи не болит.

Доктор со злостью бросил свой молоточек на стол.

— Кашель хоть у тебя бывает иногда?

— Никак нет, ваше высокоблагородие. Кашля у меня никогда не бывает.

Доктор взбешен. Он садится и пишет «порок сердца».

— От телесного наказания освобожден. Ступай! В пот меня вогнал, анафема! «Здоров!». Дьявол! А что поделаешь? 80 плетей! Ведь это же смертная казнь! Разве можно? Если б они видели, к чему приговаривают!

Благодаря репортеру история Сахалина сохранила имена докторов Лобаса и Чердынцева, спасших жизнь не одной сотне арестантов. Среди палачей тоже попадались любопытные фигуры. Когда Дорошевич сообщил палачу Комлеву, лично повесившему 13 человек, что скоро телесные наказания отменят, тот сказал: «Дай-то Бог... Скорей бы все это кончилось!» — и перекрестился.

Зимой 1895 года тройка запряженных в возок лошадей увозила из Иркутска высокого густобородого старика. Когда-то он, московский студент, написал прокламацию, которая вызвала переполох во всей империи и стала известна за рубежом. С тех пор минуло 33 года. Наконец закончился последний срок. Звали старика Петр Заич-невский, и было ему от роду 54 года.

Молодая Россия

Петр Заичневский, начитавшись Луи-Блана, Леру, Прудона, Лассаля, Герцена и других социалистов, уже в 17 лет был убежденным «карбонарием». Поступил в университет, где на юридическом факультете верховодил красавец Перикл Агриропуло, племянник греческого посланника. Был он старше Петра лет на пять, но единомышленники сошлись быстро.

Все началось весной 1861 года, после расстрела крестьянского выступления в селе Бездна. В Казани бакалавр Афанасий Щапов произнес речь на панихиде по жертвам трагедии и был сослан в Иркутскую губернию. А год спустя в Москве за организацию студенческой манифестации были арестованы несколько человек. Среди них оказались Агриропуло и Заичневский.

Обоих приговорили к каторге. Грек умер в тюремном лазарете, а Заичневский в камере написал прокламацию «Молодая Россия». «Императорская партия! — обращался 20-летний студент. — Своею кровью заплатят Романовы за бедствия народа, за долгий деспотизм. Как очистительная жертва сложит головы весь дом Романовых! Мы требуем, чтобы кроме Национального собрания из выборных всей земли Русской были и другие областные собрания».