Сборник рассказов - [9]

У Хомутовых был дядя Коля, которого мы называли Колесиса — у него был мотоцикл с коляской. С этим мотоциклом он и ушел на войну, а вернулся с трофейным штабным фургончиком, не новым, с продавленными диванами в кузове, с вытаскивающимся из щитка рычагом тормоза.

Мне так и не довелось поездить с ним ни на мотоцикле, ни на фургончике.

На огороде у Елизаветы Акимовны рос укроп, который мне очень нравился, но рвать его мне не разрешали. И я приспособился, и когда меня упрекали, что я продолжаю воровать укроп с грядки, я отвечал — я не рву укроп, и я честно ем его губами.

И еще я помню, как позади дома поставили высокие козлы и распиливали бревна на доски. Один пильщик стоял наверху и вытягивал пилу вверх, а другой стоял внизу и тянул пилу вниз. Он был в широкополой шляпе, защищающей его от опилок.

Дом Елизаветы Акимовны стоит на Академической улице, а потом мы переместились на соседнюю улицу Островского в дом Зинаиды Марковны Эпштейн.

Дом был большой, с просторным вторым этажом, с надворными постройками — с летней кухней, просторным сараем, деревьями на участке, и еще одним сараем у забора с Хреновыми. К этому сараю был прислонен старый мотоцикл, которого было не видно из-за грязи.

Воспоминания о проживании в этом доме переплетаются — довоенные и послевоенные.

Последние довоенные воспоминания — сплошные приступы астмы, я закутанный на санках выставлен на улицу зимой и задыхаюсь, задыхаюсь.

Стоило нам уехать из Москвы, как приступы у меня прекратились. Зато стоило нам по возвращении приехать сюда, как приступ возобновился — стало понятно, что это сухой сосновый воздух, а причиной моей болезни стал сильный испуг.

Мама со мной как-то вечером шла от станции, и на нее напал какой-то мужчина.

Я сильно испугался, со мной была истерика, но подробности этого происшествия мне не рассказывали.

Я на даче у Зинаиды Марковны, 1940 г.

В конце войны мы там пожили недолго и приступы были слабее.

Как и дом Елизаветы Акимовны дом Зинаиды Марковны был вторым от угла, но Академическая улица уже была застроена по обеим сторонам, а улица Островского была застроена только с одной стороны.

Я с Лией на даче у Зинаиды Марковны, 1944 г.

Это позже напротив дома Зинаиды Марковны стали ставить сруб, ставили не спеша, и мы, мальчишки лазили туда и выщипывали паклю из стыков бревен.

И хозяин однажды нас застал за этим занятием, и мы удирали по лагам — пола не было, и удирали в сторону станции. Там, в небольшом магазинчике, продавали изумительные золотистые леденцы от кашля — мы их поглощали с удовольствием.

После возвращения из эвакуации некоторое время там с нами жила Лия, моя сводная сестра, и мы с нею рылись в остатках бомбоубежища, разыскали в сарае огромный сундук с охотничьими боеприпасами, не утерпели подожгли в яме от бомбоубежища порох (и я опалил брови!).

Существуют фотографии меня с Лией на ветке дерева…

Еще одно воспоминание довоенного времени, всплывшее из-за кадра хроники революционных лет — кабинет умершего супруга Зинаиды Марковны, известного в этих краях врача.

Большой кабинет с постоянно зашторенными окнами, громадный письменный стол с массой каких-то интересных штучек.

Кабинет практикующего врача — рядом терраса с отдельным входом с участка: пациенты входили на террасу и ожидали здесь приема, не соприкасаясь с остальным населением в доме.

От этой террасы внутрь дома шел коридор с комнатами с обеих сторон. Помню, напротив комнаты, где мы жили находилась кухня — но это уже после войны. И тут в этой кухне за неимением ванной комнаты мылся знакомый нам по эвакуации мужчина, а домработница (да и Зинаида Марковна) подглядывали за ним. Этот одинокий очень тихий и малоприспособленный к жизни мужчина жил с нами в Семипалатинске в проходной комнате.

Пользоваться в войну электроприборами — чайниками, плитками — было строжайше запрещено, но все как-то выкручивались. Даже втыкали иголки в свешивающийся сверху шнур осветительной лампы и подсоединяли к ним провода от электрической плитки.

Иногда вместо осветительной лампочки ввертывали патрон с гнездами под электрическую вилку и сидели в темноте пока не согреется еда.

И если в этот момент открывала дверь хозяйка дома, то этот мужчина нас успокаивал — со света в темноту ничего не видно!

Почему он оказался в доме Зинаиды Марковны в конце войны?

Автоматический настольный календарь

А пробудил мои воспоминания настольный автоматический календарь — и я вспомнил все эти окошечки: в документальном фильме слева в прорези была надпись «новый стиль», в правой прорези — «старый стиль», а между ними в двух окошечках даты по новому и старому стиля. Сверху была прорезь с названием дня недели, а в самом низу — текущий год.

Там, у Зинаиды Марковны, этот календарь не работал, но его общий облик я прекрасно запомнил…

В этом старом поселке четыре участка на стыке были объединены небольшой площадкой с колодцем, и это позволяло свободно перемещаться с участка на участок.

По Академической улице в квартале было четыре примерно одинаковых участка, а по Островского участки были разные — за домом Зинаиды Марковны был большой дом и более крупный участок.