Сборник рассказов - [49]

— Э, ну тебя к свиньям, — сказал толстый человек, вылез из саней и, сунув извозчику рублевку, пошел пешком.

Лошадь сразу тронулась. Движение возобновилось.

— Вот все дело и было в нем, а дворники тут ни при чем, — сказал милиционер.

— Что это тут было–то, — спрашивали задние, поравнявшись с толпой, которая все еще стояла и смотрела вслед толстому человеку.

— Что было… вон черт пошел! Как сел поперек дороги, так и запрудил все.

— По такой дороге всех людей на зиму взвешивать бы надо. Как больше, скажем, пяти пудов, так из Москвы к чертовой матери.

ЗАГАДКА

В пригородной слободе был праздник, и народ толпился на улице.

Вдруг кто–то закричал:

— Глядите, что делается–то!

Все бросились к крайнему сараю и увидели, что на лугу, около лесочка, с остервенением возятся два человека. Они то падали, то вскакивали на ноги и били друг друга, причем один кричал, а другой бил молча. Видимо, один нападал на другого.

— Что за притча? — сказал кто–то, — кто бы это мог быть?

— Один, кажись, наш, Андрон Евстигнеев как будто.

— Да, похоже. Он, он, так и есть. Его шапка. Вон сшиб и шапку, — крикнула молодка в розовой кофте.

— Подрались, знать, за что–то.

— Пойтить разнять, что ли?

— Сами справятся, что ж лезть–то, может, он его за дело учит.

— Ежели это Андрон, то должно за дело, он чтой–то вчерась свеклу продавал, да, кажись, гнилой навалил.

— Вот народ–то пошел, — сказала старушка в беленьком платочке, тоже смотревшая на дерущихся, — из–за свеклы грех на душу берет да еще по горбу попало, а там, глядишь, морду раскровянит.

— Морду–то ничего, а вот как двух ребер недосчитаешься, это дело хуже. Погляди, пожалуйста, как лупит! — отозвался пожилой мужичок, присаживаясь на бревно и закуривая папироску.

— У нас в прошлом годе так–то подрались двое на кулачки, так у одного все передние зубы и вылетели, у другого почки отбиты. Так до сих пор согнувшись ходит. Семена Стрежнего сын.

— Знаем, рыженький такой.

— А то иной раз без глаза остаются, тоже хорошего мало.

— Ребятишки уж полетели.

— Это им первое удовольствие.

— Ведь убьет мужика, посмотри, пожалуйста, к берёзе его прижал!

— А что ж, и убьет. Нешто долго до греха? Человек же, когда озвереет, так себя не помнит, — сказал пожилой мужик, сидевший на бревне, — в прошедшем году как–то у нас двое в Семеновке подрались; ну, их розняли, когда уж увидели, что у одного глаз выбит. Так он с выбитым глазом еще догонять бросился того, да в обиде потом на всех, что розняли их. Он бы, видишь ли, ему показал, как глаз выбивать. А сам же кричал, народ созвал, вот не хуже этого… Вишь орет… словно поросенка режут.

— Кажись, это Андрон. Ну, значит, за дело учит.

Побежавшие на место происшествия ребятишки пробежали уже половину расстояния; один из них споткнулся на кочку и растянулся во весь рост, потом вскочил и опять побежал.

— Вот кто любит на драку–то смотреть, морду кровь себе разобьет, и уж добежит посмотреть!

— Сам, небось, сидишь, смотришь. А если б ноги были молодые, еще, глядишь, тоже побежал бы.

— Мне и отседова хорошо видно.

— Теперь чтой–то стало выводиться, а прежде, бывало, как масленица, так все идут на бой. Бывало, как зареченские с нашими сойдутся стенка на стенку, так сколько морд раскровянят — ужасти! Ноги ломали. Иной звереет, кол из горожи выдернет и пойдет крошить.

— Любили.

— Зато судов этих не знали! Посчитают друг другу ребра — и ладно. А теперь как чуть что — суд, милиционер…

— Да, теперь выводиться стало.

— Народ стал очень образованный; вишь, как праздник, так молодые все в город уехали — мячики там гоняют.

— Матушки, матушки, погляди, что делается!..

Вдруг все замерли: один из дравшихся упал на траву, а другой — что–то пошарив по его одежде и оглянувшись на подбегавших ребятишек, бросился в лес.

— Кажись, камнем по голове хватил…

Мальчишки, через минуту добежавшие до упавшего, окружили его и стали что–то кричать и махать руками; часть глядевших на драку бросили грызть подсолнухи и со всех ног кинулись на место происшествия, остальные же — тревожно переглянувшись, тоже пошли поспешным шагом.

— Долго ли до греха… хорошо, если без памяти лежит, а как, если вовсе мертвый? — говорили разные голоса шедших торопливым шагом людей.

— Убили! Человека убили! — кричали ребятишки испуганными голосами.

Убитый лежал, раскинув широко руки, с проломленной головой.

Он оказался ограбленным, так как у него был выворочен карман и сорваны часы, от цепочки которых осталось в петле пиджака только колечко.

И кстати тут увидели, что это совсем не Андрон, а неизвестный мужчина, очевидно, шедший к перевозу на реку. Убийство было, несомненно, совершено с целью грабежа.

Около убитого уже толпился сбежавшийся со всех концов народ. От слободы бежали еще и еще, как бегут при звуке набата на пожар.

— Ясное дело, что бандит, — говорили в толпе, — подкараулил в лесу и наскочил.

— Когда ж он убил–то? — спрашивали вновь подбегавшие со стороны другой деревни.

— Да вот сейчас только, при нас, — сказала молодка в розовой кофте. — Мы вон там на горочке все сидели.

— И мужики были?

— А как же, и мужики все были. Долго справиться не мог, мужик–то здоровый, должно, был. Уж потом, знать, камнем пригадал ему голову разворотить.