Сборник рассказов - [12]

— Таким манером, сударь, честь не вернёшь, ещё больше запятнаешь.

— Ой, не торопитесь, Артём Кондратьевич, отказ давать. — Шепелев хлопнул себя по колену. — Мы ведь, понимаем, гордость офицерская. Так ведь всё зависит от того как дело повернуть. К примеру, напала на высокоблагородие ипохондрия, и порешил он развлечься на заграничный манер. А попутчик его возьми, да и пари предложи. Честь ваша супротив пари что-то имеет?

«А что?». — Задумался Злобин. — «Хитрый старый хрыч, любое дело обтяпает, комар носа не подточит».

Видя, что штабс-капитан колеблется, купец продолжил:

— Дело-то смертоубийством может обернуться. Донесут мужики уряднику и мне, потом, от судейских крючков до конца жизни не отцепиться. Напишем бумагу, чин по чину, подрядил штабс-капитан купца обеспечить себе увеселение, опасности осознаёт, в смерти своей просит никого не винить. Заверим у старосты в деревне.

Злобин перевёл взгляд с морщинистого лица купца, на свой саквояж. Чистая смерть от пули нагана в тайге не казалась ему теперь такой привлекательной, как до разговора с Шепелевым. Чем она лучше, той, которая возможна внутри языческой горы? Что там? Карстовая пещера с подземным резервуаром и переменным течением? Наверно, траектория погружения в воду задаёт направление выноса и возможны попадания в глухие карманы скалы. Тогда, мучительная смерть в тесной бочке от удушья. Ну, это не беда, можно будет взять с собой револьвер, всё ведь уже решено. Зато если дело выгорит, жизнь можно начать сначала. Эх, была, не была!

— Я согласен.

— Тогда, по рукам, слово купеческое даю, ежели вы, Артём Кондратьевич, жизнью рискуя, спуститесь с горы, выплатить вам шесть тысяч. Чтоб и долг заплатить и отметить спасение чудесное.

Протянутая рука Шепелева была необъятна и суха. Злобин пожал её, отбросив все сомнения.

Сошли они с купцом на небольшом разъезде. Его дожидался приказчик с парой долгушек. На телегах Злобин углядел вьюки и ящики. Приземистые, сытые лошадки нетерпеливо пофыркивали.

Шепелев сменил сюртук на простую двубортную куртку и расположился на передке первой телеги, рядом с возницей, а штабс-капитану нашлось место между тюками с мануфактурой. Щёлкнул кнут и маленький обоз двинулся в путь.

— На Чусовой на шитик пересядем. Хоть и еду на отдых, ан не могу удержаться от соблазну торгонуть. — Обернувшись, сказал купец.

— И чем же торгуете?

— Знамо чем, туда ружейный припас, скобяной товар, платки, бусы-гребёнки, а оттуда мёд. Знатный, доложу вам мёд. Вокруг деревни гари иван-чаем поросли. Мёд густой, духмяный. А по зиме птицу битую, да рыбу мороженую закупаю.

— А народ, какой там проживает?

— Народишко в нашей Яйве ядрёный, деды-прадеды кержаками были. Пришли на место старого вогульского стойбища, охотой пробавлялись, землицу распахали. Сейчас отвратились от ереси и самые что ни есть никониане.

Злобин откинулся на тюки и начал смотреть в июньское небо. Его казармы отдельной пулемётной роты в Перми теперь казались далеко-далеко, но всё равно, сердце жгло бремя долга, по сравнению с ним всё казалось забавой — неведомая гора, реки, леса.

На шитик они погрузились на безымянном перекате. Мужики подвернули порты и мигом перетаскали содержимое долгушек. Плаванье к деревне заняло два дня. Поначалу Злобин задирал голову, разглядывая живописные камни Чусовой, наслаждаясь простором. Но потом шитик свернул в Товыл, узкую, неглубокую речушку, берега которой густо заросли кустами. Навалилась мошкара. Мелких фурий не мог отогнать даже дым от кадила с шишками, которое поставили на носу. Они собирали свою кровавую дань до позднего вечера, когда им на смену приходили обычные комары. Это бедствие мешало насладиться красотами береговых скал и тихих тенистых заток, которые сменяли друг друга.

Злобин уже думал, что конца не будет путешествию, когда скалы с правой стороны отступили, а берег стал пологим, потянуло дымом и послышалось мычанье коров. На водопое стояло небольшое стадо. Бурёнки лениво пили воду, отмахиваясь от слепней. Деревушка была рядом, небольшая, с разбросанными домами-пятистенками, обросшими клетями. Подворья обнесены высокими заплотами, отчего каждый двор казался настоящей усадьбой. Невольно штабс-капитан поискал вогульскую гору и сразу её увидел.

Вдали, из левого, высокого, поросшего лесом берега выступала узкая беловатая громада. Она была похожа на гигантский форштевень, казалось, вот-вот, огромный корабль прорвёт деревья и выскочит во всей величавой красе.

Ещё два дня прошли в безделье для штабс-капитана. Остановились на постой у арендатора Шепелева и купец занялся делами. Мужики свозили тяжёлые бочонки мёда, приказчик принимал их, торговался, строчил цифрами в толстенной книге. Работники отмеряли ткань, отсчитывали заряды, выкладывали топоры и пилы. Раскосые глаза Шепелева поспевали уследить за всем этим, а его окрики падали каплями смазки в сложный механизм торговли.

Злобин чувствовал себя неуместным на ярмарке хозяйствования, уходил со двора к реке, смотрел на Минэн-Олэн. Странное чувство зарождалось у него в груди. «Кто я есть? Маленькая мошка, которая слепа, пуста. Тычусь в разные стороны, подгоняемый пустотой своих желаний, и никогда не могу их насытить. К этой горе слетались сотни мошек до меня. Они припадали жадно к её каменной плоти, пили жаркую силу надежд и разочарований и тогда для них наступал краткий миг благости. Кто-то решал за них. Тот батрак, вот он выпил чашу ужаса до дна, пролетая пещерный ад. А потом умер, потому что мысли о грядущей пустоте стали невыносимые. Что гора сделает со мной, даже если я выживу?»