Сборник рассказов - [38]

В кармане звякнуло.

Да что же за день такой сегодня, в самом деле? Ну? Что тут? Минус четыреста? За что? За что, так вашу всех непонятных богов? Что я совершил-то?

Счетчик опять дернулся. Издевательски мигнул экраном — минус один.

Спокойно, Иван, спокойно. Они просто смеются над тобой. Вот зайду по дороге в храм. Подумаешь, лишние полчаса… Поставлю всем по свечке, пусть радуются. Опять же — доброе дело, угодное дело…

Минус сто.

Главное — не думать о баллах. О том, что скоро первое октября и, значит, время расплаты за все. Не считать. Не смотреть на счетчик, пусть себе тикает. Вдох на три шага. Выдох медленный — на четыре. И опять вдох, теперь с другой ноги. И снова выдох. И наплевать на все. Потому что за квартиру, считай, уплачено. А остальное все — это мелочь на самом деле, излишества разные. Все уже есть у тебя, Ванёк. Не хуже других живешь. Панель новая. Квартира упакованная по первому разряду. Кровать широкая и упругая. Все хорошо. Все очень хорошо. Слава всем богам.

Карман дернулся.

Не смотреть, не смотреть. Мало ли, сколько там опять сняли за злость или за что там еще полагается снимать. Главное — скорее домой. Принять ионный душ — и организму полезно, и одновременно вода экономится на планете. Попить чаю в покое и благости. Помедитировать, обращаясь к покровителю.

Звяк!

Не думать о числах. Только — раз, два, три — это вдох. Только — раз, два, три, четыре — это выдох. И погода, в сущности, не так уж и плоха. Бывает гораздо хуже. И опять же — если в мире не будет плохой погоды, как ты поймешь, что такое хорошо и возблагодаришь ответственного за хорошее? Значит, плохое — любое плохое — оно для контраста, чтобы понимал разницу. А если все время хорошо, как ты ощутишь, что именно — хорошо? Ты же еще не знаешь, что такое плохо?

Счетчик в кармане как-то неуверенно дернулся.

Да что же там? Все таки полез Иван в карман, глянул на экран. Хоть и вечный он, а уже потерся вон с краю. Надо будет замшевый футляр взять специально под эту модель. Старинная, вечная, неубиваемая… Двадцать тысяч и один!

Спасибо вам, боги!

Двадцать тысяч и один! Квартира, машина и еще немного в запасе останется! Вот же! Главное — это спокойствие, понимание своей мелкой сущности и благоговение перед силами природы. И тогда — вот тебе, двадцать тысяч и один.

Экран мигнул, дернулся со звоном кассового аппарата счетчик. Девятнадцать двести…

А-а-а! Тихо-тихо-тихо. В карман его, в карман. Подальше от глаз. И не слушать даже. И не смотреть. Спокойствие, только спокойствие — откуда это, кстати?

Есть боги и тоже боги. Есть среди них старшие и есть младшие. Старшие ведают большими числами, младшие — мелкими. Младшие, ехидные и злые, цепляются за каждый балл. Старшие добры и мудры. Могут наградить, а могут и унизить. Старшие дали заповеди и следят за их исполнением. Младшие контролируют повседневность и всяческий быт.

Обругал чайник, обжегшись — получи минус. Обрадовался победе своей футбольной команды — получи плюс. Подал руку женщине, выходя из автобуса, придержал дверь, поднес тяжести, подвез на машине — все тебе в плюс. Получил удовольствие от собственной работы — еще какой плюс!

Но только при одном основном условии — полная бескорыстность. Бескорыстие — главная заповедь. Потому и деньги отменили в незапамятные времена. Потому и счетчик получает каждый при своем совершеннолетии и фактически начале самостоятельной жизни. Потому и смотрят теперь за тобой не милиция-полиция какая, не налоговые и прочие канувшие в древность проверяющие и контролирующие, а сами боги. Кинул древнюю сувенирную монетку в восторге от красот в фонтан — получи плюсик. Обрадовал малыша, что куксился в коляске — еще. Выслушал старика на автобусной остановке. С добром выслушал, кивая головой и переспрашивая — вот тебе и еще. Погладил походя котенка или собаку. Кинул кусок хлеба синицам. Просто порадовался жизни — получи свое.

Но только не думай о баллах! Не следи за изменениями чисел на вечном экране неубиваемого счетчика. Не думай о пользе себе лично, не будь корыстен и корыстолюбив. С чистым сердцем живи и помогай жить другим.

— Не так быстро, не так быстро, — широкая ладонь уперлась в грудь.

Сзади рванули за плечо.

— Они не просто не видят никого, — гнусаво засмеялся третий, подходя слева. — Они все из себя культурные и образованные. Они, млин, чисто верующие и добрые. Они бескорыстные и наверное богатые… А разве не заповедовано вам, что делиться надо с ущербными?

— А? — растерялся Иван.

— Га! Делиться надо, баклан!

Он удивленно переводил глаза с одного на другого:

— Вы что, ребята, богов не боитесь? Да вас сейчас в минус опустят, как последних. И жить вам — только сегодня и сейчас. Завтра уже первое октября!

— Да ты совсем дурак, мужик. Я вот сейчас тебе в репу дам, мне сразу минус пятьсот, а то и минус тыщщу! И я, типа, круче всех. Понял, нет?

В кармане заводилы — мелкого и какого-то скользкого на вид суетливого мужичонки лет тридцати сыграли первые такты траурного марша.

— Во, смотри, лох!

Иван смотрел и ничего не понимал. На экране горели невозможные цифры — девяносто пять тысяч с чем-то. И никаких тебе минусов…