Сборник рассказов - [34]

И я вдруг впервые за всю эту проклятую ночь почувствовал, что нервы мои начинают сдавать.

Да… Нервишки мои начали сдавать со страшной скоростью, а это было просто ужасно. Более того, это было подозрительно. Летчику палубной авиации испорченные нервы не могут сулить ничего хорошего.

Но я ненадолго тогда об этом задумался. Мне было не до того. Мною овладела страшная неуверенность, и терпеть дальше такую муку предстоящей неизвестности я был не в силах. Я потянул рычаг управления на себя, задрав нос самолета к звездам, и стал газовать до тех пор, пока не выжал из моторов все, на что они были способны, и летел теперь с максимальной скоростью и на большой высоте. Приборы действовали нормально, я загляделся на них, сверяя показания, и не сразу заметил, что звезды вдруг исчезли, словно небо затянуло тучами. В эфире приемника раздался страшный треск, и самолет тряхнуло так, что я прикусил язык. Я подумал еще тогда: неужели начался ураган? Но никакого урагана в это время в этом месте не намечалось — мы с инструктором тщательно изучили и этот вопрос. Самолет с каждой секундой трясло все сильней и сильней, а радио пискнуло и замолкло.

Я испуганно огляделся, но вокруг воцарилась такая кромешная темнота, что если бы не приборы, то я бы подумал, что падаю в море… Внезапно небосвод озарился ярким бесформенным пламенем, резанувшим по глазам, и я сильно зажмурился.

Мне стало жутко, сердце словно сдавило невидимой рукой. Я машинально стал ощупывать лямки парашюта. Все предыдущие страхи в этот момент показались глупыми пустяками, и тут произошло нечто, отчего я испугался уже ПО-НАСТОЯЩЕМУ. Мне почудилось, что я отключился, мои руки не в силах пошевелиться, а самолет неуправляем и на полной скорости несется вниз к морю. Я в панике заметался по кабине, но собрался с силами и потянул ручку управления на себя. Меня с силой вжало в сиденье. Самолет хоть трясло, но на курсе он, кажется, держался. Я приготовился к самому худшему, но сияние вдруг исчезло также внезапно, как и появилось… Я наконец смог открыть глаза.

Самолет перестало трясти, но звезды на небе так и не появились. Впрочем, пару штук я все же разглядел, но это было ничто в сравнении с подевавшейся куда-то за пять минут до этого картиной. Я увидел также сбоку и луну, но такую неестественно багровую и зловещую, что мне снова стало жутко. В этот момент радио ожило.

— Майор Моран! — услышал я незнакомый голос. — Немедленно отвечайте!

Потрясенный только что произошедшим, я пробормотал в ответ что-то невразумительное. Услышанный голос я сначала не узнал, но подсознательно был уверен, что когда-то хорошо знал человека, которому он принадлежал. Это не был офицер, руководивший полетами, это не был ни командир корабля, ни один из знакомых мне офицеров, но тем не менее я слышал его ТЫСЯЧУ РАЗ…

Впрочем, времени на раздумья не было, ведь меня вызывал «Салташ», и я должен был откликнуться. Мне передали пеленг на корабль и расчетные данные для захода на палубу. Через минуту он показался сам.

В кромешной темноте, которую не в силах была рассеять даже эта изменившаяся так странно луна, я вряд ли смог бы его увидеть, но как только я подлетел к авианосцу на достаточное расстояние, его посадочная палуба осветилась волнами яркого света корабельных прожекторов.

Теперь предстояло самое сложное. Я должен был мобилизовать сейчас все свои силы. Корабль на полном ходу несся навстречу зимнему средиземноморскому ветру, и я должен был на минимальных оборотах двигателя заходить на него с кормы. На палубе я не увидел ни одного самолета, впрочем, в этом случае так и должно было быть. Я заметил густой ряд металлических сетей-ловушек, расставленных на носу для того, чтобы я не свалился в море после длинного пробега — палубные аэрофинишеры были бесполезны, потому что на моем «мессершмитте» не было посадочного крюка. Вдоль бортов стояли матросы с огнетушителями и баграми, палуба была очищена от всех посторонних предметов. К моему прилету экипаж «Салташа» приготовился идеально. Остальное сейчас зависело исключительно от моего мастерства и от состояния моих нервов.

А нервы пошаливали.

…Я крепко вцепился в рычаг управления, но руки дрожали не менее, чем до того трясся самолет. Причем волновался я не в ожидании опасной посадки — еще чего! Но мне вдруг показалось, что все это происходит в каком-то полусне, в наркотическом забытьи, и что передо мною не палуба авианосца, а черная морская бездна… Я вдруг подумал, что у меня началась лихорадка, и с силой потер лоб вспотевшей ладонью, чтобы хоть как-то взбодриться и вырваться из этой непонятной нирваны.

— «Салташ»! — вдруг заорал я, сообразив, что не в силах выпутаться самостоятельно. — Эй, «Салташ»! Что у вас тут происходит?!

Понимаете, мне вдруг показалось, что вся эта ЗАРАЗА исходит ИМЕННО ОТ МОЕГО КОРАБЛЯ! У меня в глазах начало двоиться, троиться, проскакивали какие-то молнии, и я никак не мог сосредоточиться. Мне до ужаса хотелось наконец расслабиться, но я прекрасно понимал, что как только я расслаблюсь или хотя бы сделаю такую попытку, то меня мгновенно постигнет смерть. Я пялился и пялился во все глаза на палубу авианосца, расстилавшуюся передо мной, словно футбольное поле, и никак не мог понять механизм тех изменений, что во мне происходили. Со мной творилось что-то невообразимое. На корабле вдруг встревожились, там увидали, наконец, что со мною не все в порядке, потому что, оказывается, я собирался садиться на палубу с невыпущенными шасси… По радио мне настойчиво рекомендовали восполнить этот недостаток. Я нехотя потянулся к нужному тумблеру и с усилием упер в него палец, но мне становилось все хуже и хуже, и потому я даже не помню, довел ли я это движение до конца…