Сборник рассказов - [22]

Мысли Аркаши в этот момент были заняты только одним: что бы такое простое и монументальное изобразить. Он не думал о том, что своими действиями причиняет дереву какую-то боль. Перед ним было НЕЧТО, на чем он мог упражняться в своем искусстве сколько влезет, к тому же он наверняка знал, что деревьям больно не бывает. Как-то раз он уже думал над этим, и пришел к выводу, что если бы деревья чувствовали боль, они бы сопротивлялись, как кошки, например, когда их дергаешь за хвост.

…Аркаша несколько раз с силой надавил на лезвие ножа и отодрал ровную полоску коры шириной в два пальца. Затем он сделал поперек еще два надреза, и получился большой крест. Аркаша отступил на несколько шагов и полюбовался своей работой. Белый крест на темной коре выглядел очень сильно. Аркаша мысленно похвалил себя за такую красоту и решил на достигнутом не останавливаться. Он почувствовал в себе художника, способного не менее чем на шедевр.

Через полчаса крест было не узнать. Его окружили нити грубого, но рационального орнамента. Аркаша упивался, открывая в себе заложенные природой способности. С дерева сползали лоскуты коры и кольцами вились у его ног. На землю летели щепки, труха, и наконец Аркаша решил остановиться, чтобы передохнуть. А затем он почувствовал, что ему хочется есть. После недолгих раздумий он окинул взглядом свой шедевр и поплелся домой с намерением возвратиться к прерванному занятию.

Но, как это обычно бывает по приходу из школы, дома тут же обнаружилась куча неотложных дел, а когда Аркаша справился с ними, то чувство наслаждения, которое он испытал, кромсая дерево, несколько притупилось. К дереву в этот день он больше не пошел.

Весь следующий день он тоже к дереву не ходил, потому что попросту позабыл о нем. Но еще через день в нем все-таки возобладала жажда искусства.

…Узоры, так свежо выглядевшие два дня назад, теперь потемнели и потеряли былую привлекательность. «Непорядок…» — подумал Аркаша и принялся за работу. Он освежил линии, сделав их глубже, и принялся за более обширный орнамент.

Теперь у Аркаши была цель. Эта цель окрыляла и заставляла с удвоенной силой работать воображение. Теперь Аркаша решил разделать дерево под орех так, чтобы другие ахнули, глянув на его работу. На него напало такое вдохновение, что, увлекшись, он не заметил, как стемнело.

Дерево теперь было и на самом деле не узнать. Ствол его напоминал самое настоящее произведение искусства. Американские индейцы или африканские негры не смогли бы расписать деревянный чурбак лучше, чем Аркаша — живое дерево. Он сложил ножик и еще раз с восхищением оглядел свою работу.

…Когда на следующий день он появился возле дерева, то обнаружил, что к сотворенному вчера добавить больше нечего. Оставалось только приниматься за верхнюю часть ствола. Но для того, чтобы до нее дотянуться, требовалась какая-нибудь подставка. Аркаша облазил все развалины, но ничего подходящего не нашел. Возвращаться за ящиком по жаре ему не хотелось, и тогда он решил сделать свое произведение более рельефным.

Это была гигантская работа. Аркаша взялся за нее с размахом. Он кромсал дерево, упорно вгрызаясь в его плоть, и к концу дня ствол стал похож на обезображенное траншеями поле. Аркаша ощупал на прощание влажную борозду, над которой поработал его ножичек, и его вдруг охватило странное гнетущее чувство. Он словно опустил руку в сосуд с токопроводящей жидкостью, только вместо электричества в него влилась слабая порция боли и ненависти, которая тотчас расползлась по всему телу. Он почувствовал огромную неуверенность, перерастающую в беспричинный страх.

— Тьфу ты! — вырвалось у Аркаши, и он, зябко передернув плечами, огляделся.

Все вокруг было так обыденно, что он искренне удивился тому, откуда взялось это чувство. Он хотел еще раз прикоснуться к стволу, чтобы удостовериться, что ему это не почудилось, но, испугавшись, передумал и, не оборачиваясь, быстро зашагал домой.

…Не успел Аркаша отойти и трех шагов, как его нога его вдруг наткнулась на что-то неприятно твердое и острое, и, вскрикнув от боли, он растянулся на земле. Превозмогая боль, он поднялся на корточки и нащупал позади себя корень, выступавший из земли. Проклятая коряга! Аркаша кое-как доковылял домой, с твердым намерением вернуться завтра и спилить эту деревяшку прочь долой, хотя задним умом прекрасно понимал, что вряд ли до этого дойдет.

Однако ушибленный палец продолжал болеть и утром, и Аркаша вдруг обнаружил, что и на самом деле склонен к злопамятству. Поэтому, перед тем как уйти в школу, он взял пилу и отправился к дереву, чтобы спилить злополучный корень и сжечь его в костре.

Увидав корень при свете солнца, Аркаша слегка удивился. Потому что ему казалось, что вчера тот был гораздо больше. Но удивление быстро прошло, уступив место чувству удовлетворения, когда он схватил отпиленный кусок дерева и зашвырнул его подальше.

…После школы работа продолжалась. Только теперь Аркаша решил на время бросить углубление орнамента и разрисовать верхнюю часть ствола. Для этого он приволок тайком унесенный из гастронома деревянный ящик из-под бутылок. Стоять на ящике было неудобно — ствол дерева уходил в землю не отвесно, а под наклоном, и поэтому близко к стволу ящик поставить никак не удавалось. Промучившись битый час, Аркаша решил возвратиться домой за пилой и исправить этот недостаток, выровняв ствол у основания. Он соскочил с ящика, и тут же с ним приключилась новая неприятность — в спешке он не рассчитал, и одна из усохших веточек внезапно выросла у него перед лицом и острым концом воткнулась прямо в глаз…