Сборник произведений - [69]
И груз эпохи снова на плечах,
И песня, как молитва, как заклание,
И самиздат, подпольное издание,
На папиросных тоненьких листах.
«Их имен с эстрад не рассиропили,
В супер их не втиснули облаточный.
«Эрика» берет четыре копии,
Вот и все!.. А этого достаточно!» *
И страх грызет полковничью папаху,
Ленивой лентой лезет под рубаху
-------------------------
* «Мы не хуже Горация», 1964 -1966
12
Ленивой лентой лезет под рубаху,
Чиновнику охранки не до сна:
- Прихлопнуть бы заразу сходу, смаху,
Не подняла чтоб головы она.
И заработать новенькую бляху,
И выпить с чистой совестью вина.
Страна тогда устоями сильна,
Когда в домах бывает много страху.
« Это дом и не дом. Это дым без огня.
Это пыльный мираж, или фата-моргана.
Здесь Добро в сапогах рукояткой нагана
В дверь стучало мою, надзирая меня». *
Теперь издалека на все глядишь,
И застывает сумрачный Париж.
----------------------------------------
* «Заклинание Добра и Зла»,1974
13
И застывает сумрачный Париж.
Не будет больше у тебя Премьеры.
Седой консьерж, что коренаст и рыж,
Задернул на твоем окне портьеры.
Ты новой песней нас не удивишь
За рюмкой золотящейся мадеры…
И горечь поэтической карьеры,
Сам от себя, увы, не убежишь.
«И милых до срока состарил,
И с песней шагнул за предел,
И любящих плакать заставил,
И слышать их плач не хотел». *
Чуть слышная скребет в подъезде мышь,
Чужой страны кладбищенская тишь.
-----------------------------
* «Когда-нибудь дошлый историк…», 1972
14
Чужой страны кладбищенская тишь.
Не слышно даже тоненькой свирели.
И кто-то где-то сохранил престиж:
- Не умер Галич в собственной постели!
В каких далеких высях ты летишь?
Куда возносят музыки качели?
«Не умер Галич в собственной постели…»
Ты вольным духом в небесах паришь.
« И не знают вельможные каты,
Что не всякая близость близка
И что в храм ре-минорной токкаты
Недействительны их пропуска!» *
Токкаты Баха – ненадежный щит.
Ах, как нелепо! Музыкой убит!
---------------------------------
* «Слушая Баха», 1973
Магистрал
(акростих)
Ах, как нелепо! Музыкой убит!
Лежат осиротевшие пластинки.
Еще храня богемный колорит,
К нему спешат аккорды вечеринки.
Седой Париж, благочестивый вид.
Ах, как жестоко! Падают снежинки,
Не снег, скорей – застывшие слезинки,
До гроба ни одна не долетит.
Россия, утонувшая в снегах,
Готовая на подвиг и на плаху.
Ах, как здесь душно! Гложет липкий страх,
Ленивой лентой лезет под рубаху.
И застывает сумрачный Париж –
Чужой страны кладбищенская тишь
Глухарь
Выткался над озером алый свет зари,
На бору со звонами плачут глухари.
С.Есенин
Говорят, что глухари не слышат –
Оттого зовут их "глухари" –
В тот момент, когда им служит крышей
На озерах "алый свет зари".
В тот момент, ей-Богу, не до слуха,
В тот момент в глазах стоит Она!
И, явив собой томленье духа,
Песнь его поэзии полна.
Он токует, выгнув шею ниже,
Ничего не слыша в этот миг.
И подходит ближе, ближе, ближе
Начиненный смертью дробовик.
Грянет выстрел, свистнет дробь в полете,
До певца недолго долететь.
Он замрет на самой страстной ноте.
Так и я хотел бы умереть.
Карточный романс
Я удручен, фиаско потерпев.
В который раз со мной случилась драма -
Всю жизнь стремлюсь к заветной Даме Треф,
Но мне мешает Пиковая Дама.
Бросать пасьянс в досаде не привык,
Колоду карт тасую я упрямо,
Но явится некстати Дама Пик,
Мне все испортит Пиковая Дама.
Увы, никак не сложится альянс,
Не подойти синхронно к этой встрече,
Знать, наша жизнь сложнее, чем пасьянс,
Но ничего – пока еще не вечер.
Бросать пасьянс в досаде не привык,
Колоду карт тасую я упрямо,
Но явится некстати Дама Пик,
Мне все испортит Пиковая Дама.
И снова гложет неудачи боль,
Не радует пасьянса панорама,
Видать, неважный из меня Король,
Коль все решает Пиковая Дама.
Бросать пасьянс в досаде не привык,
Колоду карт тасую я упрямо,
Но явится некстати Дама Пик,
Мне все испортит Пиковая Дама.
Что-то мне разбередило душу
Жизнь течет спокойно, не спеша,
Не болею, не дрожу, не трушу...
Вдруг закровоточила душа,
Что-то мне разбередило душу.
Что ж, достану старую тетрадь,
Синюю, в линеечку простую,
Ручка есть - начну стихи писать,
И стихами душу забинтую.
Зимнее воспоминание
"Свеча горела на столе..."
Борис Пастернак
Мир - одинокий исполин,
Луна в нем - одинокий зритель,
Ночь. Тишина... И я один
На заблудившейся орбите.
Все утонуло в зыбкой мгле,
Здесь и дома, и люди древни.
Свеча горела на столе
В избушке на краю деревни.
Взирал с надеждой черный лес
На луч, прорвавшийся из мрака,
И льдинкою глядел с небес
Скуластый профиль Пастернака.
Старуха в райсобесе
Здесь коридор угрюм и тесен,
Толпа народу, тяжкий дух.
Сидит старуха в райсобесе
В компании других старух.
Сидит в том коридоре темном,
Уже четвертый час идет.
В собесе нынче день приемный,
Сегодня пенсий пересчет.
А стажа у нее - полвека,
Вся жизнь - работа и дела.
Ну много ль надо человеку,
А все же пенсия мала.
Как ни считай, а все-то мало,
Ох, что-то будет впереди?
Девчонка крикнула из зала:
- Ну кто там следом? Заходи!
По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.