Сборник критических статей Сергея Белякова - [8]

Нашёл ли он такую? По крайней мере ему показалось, что нашёл. Имя Вали Предатько впервые упомянуто в дневнике Мура 17 мая 1941-го: «Вчера звонила эта девица. Я узнал её голос — я теперь знаю, кто она: это Валя Предатько <…>. Мы с ней пресимпатично разговаривали. Вообще, она мне нравится — она остроумна и в известной степени привлекательна».

Мур и Валя учились в одной школе, Мур в 8-м, Валя — в 9-м классе. За неуспеваемость её оставили на второй год, так что осенью 1941-го Мур и Валя стали бы одноклассниками. А пока, в мае — июне 1941-го, их роман счастливо развивался. Роман был по-советски целомудрен, пожалуй, что чересчур целомудрен: «Я даже её ни разу не взял под руку. И я с ней на «вы». Она тоже, кстати». Свой «цветочек» Мур так и не потерял, в «парижском мальчике» было слишком мало страсти и слишком много рассудочности. Впрочем, может быть, Вале и Муру просто помешала война? Во второй половине июня их роман был в разгаре. Несколько дней Мур вёл дневник только по-французски, что было признаком сильного душевного волнения. Через месяц Марина Ивановна увезёт Мура из Москвы. Он вернётся в столицу осенью 1941-го и встретит Валю, с которой пару месяцев лишь обменивался редкими письмами. Но интерес к ней Мура будет уже вполне меркантильным: «Завтра буду ей звонить. Она работает на хлебопекарном заводе; возможно, что это мне поможет в смысле получения хлеба». Впрочем, и в лучшие времена Валя платила за Мура, покупала ему билеты на футбол. Но чувства Вали к Муру не совсем угасли. Она будет уговаривать Мура не уезжать из Москвы (напрасно), будет посылать ему в Ташкент деньги, однако Мур отнесётся к ней холодно.

Зададим вечный вопрос: если бы не было войны, не было панического бегства в Елабугу, самоубийства Марины Цветаевой, не было страшных московских дней в октябре 1941-го, как мог сложиться их роман? Боюсь, что сложился бы точно так же. Мур как будто наткнулся на стеклянную стенку. Мур и Валя выросли в разных мирах. Для сына Марины Цветаевой Валя Предатько была слишком «простой», девушке не хватало европейской культуры, которую так ценил Мур. Шестнадцатилетний мальчик пытался «перевоспитать» семнадцатилетнюю москвичку, сделать её похожей на себя: «Уже поздно!» — говорила Валя. Умный, рационально мыслящий Мур должен был согласиться: «Попытки изваять из Вали образ, немного похожий на меня, обречены на неудачу, потому что противоестественны и неорганичны».

Лето — осень 1941-го положили конец иллюзиям Мура. Вынужденное знакомство с русской провинцией, с бедностью и неустроенностью жизни за пределами Москвы, гибель Марины Ивановны — всё это потрясло парижского мальчика, заставило совершенно переменить взгляды на жизнь, на окружающих, на собственное предназначение, наконец. Мур потерял розовые очки. Последней каплей стал октябрь 1941-го. Немцы замкнули окружение под Вязьмой. Несколько дней между Москвой и наступающим вермахтом практически не было советских войск. Паника в Москве, сгоревшие партбилеты, сожжённые собрания сочинений Ленина, Маркса и Энгельса: «День 16 октября был открытием, который показал, насколько советская власть держится на ниточке». Великая иллюзия кончилась. Отныне коммунисты станут для Мура просто «красными», Красную армию он будет называть иронично: «Red Army». А главное, у Мура пропадёт желание быть советским человеком. К СССР и ко всему советскому он начнёт относиться насмешливо, а то и враждебно. Забросит навсегда мечты об интеграции в советское общество, о советских друзьях. Любовь к Советской стране угаснет, как угасло и его увлечение Валей. Новой мечтой Мура станет возвращение в Париж. Теперь он станет жить воспоминаниями о прекрасной Франции. Часами Мур слушает французское радио, не только потому, что продолжает интересоваться мировой политикой, — ему просто приятно слышать французские голоса. Генерал де Голль в Алжире интересует его куда больше, чем битва на Курской дуге. В эвакуации, в голодном Ташкенте, Мур наконец-то находит своё призвание. Теперь он хочет посвятить жизнь пропаганде французской культуры в России и русской культуры во Франции. Лучшего занятия нельзя было и придумать для Георгия Эфрона: «Я русский по происхождению и француз по детству и образованию», — писал он. Мур начинает роман «Записки парижанина», задумывает «Историю современной французской литературы», литературы, которую он считал лучшей в мире. Мур поступает в Литературный институт на отделение переводчиков, но литературоведом и переводчиком он не стал. Литинститут не давал отсрочки от службы в армии. Мура ждал фронт, бои с немцами и безымянная могила у деревни Друйки, где русский парижанин, сын Марины Цветаевой принял последний бой.

Впервые опубликовано в издании «Частный корреспондент»

Натюрморт с камнем Ольга Славникова. 2017. Роман. — М.: «Вагриус», 2006

— А где, спрашиваю, красота камня? Тут прожилка прошла, а ты на ней дырки сверлишь да цветочки режешь. На что они тут? Порча ведь это камня. А камень-то какой! Первый камень!..

— Камень — камень и есть. Что с ним сделаешь? Наше дело такое — точить да резать.

Павел Бажов. «Каменный цветок» (из книги «Малахитовая шкатулка»).