Сборник короткой прозы Дмитрия Санина - [3]

— Вы должны засвидетельствовать… — обрадованно забормотал бизнесмен бабьим голосом, заметив Петю. — Вызывайте милицию! Частную собственность… И резинострел отнял! Мы его посадим!

Он тихонько застонал — раненым зверем, вторые сутки сидящим в капкане.

— Я ничего не знаю! — нервно отрезал Петя, и торопливо пошёл домой, от всей души надеясь, что его не узнают в глухом капюшоне.

«Вот ведь козёл Матвеич! Подумаешь — решётки ему мешают!» — думал он на ходу. — «Зато теперь у нас — свобода! Выбирай, что хочешь. Хочешь — селись в центре, в приватных двориках за решётками. Хочешь — в новостройке. Люди могут делать, что раньше нельзя было. Это называется свобода. А Матвеич — безнадёжный совок. Так в себе раба и не преодолел… Раб!»

И ходит свободный Петя, что показательно, между решётками, за которые его больше не пускают. Покорно ходит, безропотно — ибо шаг влево, шаг вправо с улицы теперь невозможны. Потому как теперь свобода. А раньше, когда не было решёток, и всякий ходил где хотел — свободы не было, известное дело.

Вот такой свободный человек — в свободном мире, тесно огороженном решётками.

***

Это самая первая история, рассказанная мне Василием. Окончив рассказ, Василий смерил меня равнодушными жёлтыми глазами, и занялся вылизыванием лапы.

— Это ты к чему?.. — осторожно спросил я. Я и сейчас–то побаиваюсь Василия — а тогда…

— А ни к чему, — фыркнул Василий. Он прекратил надраивать лапу, и пристально посмотрел на меня, забыв убрать кончик языка. Глаза его полыхнули зелёными фарами. — Тебе разве неинтересно?

— Интересно, — горячо признался я. — Мне очень интересны современные люди…

— Разве тебе неинтересно, что со всеми происходит — в том числе с тобой?

Я, совсем в смятении, всплеснул руками.

— Дай ещё пожрать, — пригасил взгляд Василий, — да пойду я, пожалуй… Пусть это будет моей благодарностью.

— Значит, в следующий раз тоже что–нибудь расскажешь?

Василий промолчал. Он немного вредный: никогда не ответит на ненужный, по его мнению, вопрос.

И я пошёл к холодильнику.

О том, кто такой Василий, и почему он бывший кот — в другой раз…

— — — — — — — -

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ: ЗДРАВСТВУЙ, ВАСИЛИЙ!

Знаете, как свора собак играет с котом? Это очень весёлая забава. Командная игра, развивающая дух товарищества, чувство собачьего локтя, и всё такое… Для начала находится зазевавшийся кот. Кота обступают, постепенно сжимая хоровод. Тут главное — делать это игриво, дружелюбно, чтобы не спровоцировать кота немедленно начать дорого продавать жизнь. Жертве всегда надо оставлять надежду. Кот пока танцует, вертится, выгнув спину — и горе тому кто подставит морду под его восемнадцать когтей. Пёс без глаз не жилец. Но спереди никто и не нападает, дураков нет — спереди только отвлекают. Подонок Дик, например, это умеет делать просто виртуозно. Талант. Яростно наморщив морду, остервенело рявкнув — чтобы аж слюна брызнула для убедительности — делает ложный выпад, и кот совершает последнюю в жизни ошибку: бросается на Дика. Тогда Гадёныш Фоша мгновенным броском хватает кота за хребет — и начинается весёлый волейбол. Девяти кошачьих жизней хватит на всех, всем достанется живого котика…

Вот и сейчас Подонок выходит на свой коронный номер. Гадёныш уже сзади, кот уже заподозрил Подонка… Дурашка… Шаг… Ещё шаг… Пора! Х–х–гав–в!!! ТРАХ!!! Посыпались искры, ошалевшего Фошу отшвырнуло на пару метров, Дик завизжал и кубарем покатился. Завоняло собачьим ужасом и палёной шерстью.

В отличие от людей, собаки соображают быстро: уже через три секунды стаи во дворе не было, только мелькнул облезлый хвост Дика, забегающего за угол последним. Взлохмаченный кот проводил их горящим недобрым взглядом и распрямил спину. Стоящая дыбом серая шерсть его постепенно разглаживалась. Обошлось… Сейчас бы ещё мягкие бабушкины руки погладили… И поесть бы… Есть, есть–то как хочется! Логисты, где вы?! Бабушка бы уже пару хвостов минтая дала… Бабушка Татьяна Елисеевна…

Но бабушки больше не было в его жизни. Бабушка навсегда осталась за чертой одного недоброго весеннего утра, когда пьяный от шального солнца Василий решил рискнуть и перебежать дорогу. Не было никаких гудков, никакого визга тормозов… Его накрыло, ударило, перевернуло несколько раз, он приземлился на все четыре, секунду постоял, удивлённо глядя на непривычно кривую лапу и на удаляющуюся машину, потом мучительно кашлянул на асфальт красным и забился в тоскливой смертной судороге. Мир исчез, наступила полная темнота. А потом и темнота исчезла.

Но исчезло не всё. Время не исчезло… Оно ещё где–то призрачно существовало. Еле ощутимо трепыхалось — словно дрожащая паутинка колышет воздух из угла комнаты — бледно, замирая… Складывалось в секунды, минуты, часы небытия…

Время прошло — и в конце его вдруг появилось слово. Слово встало, заполнило собой всё, оно стало миром, Вселенной, оно значило, оно было тёплым, ярким, оно БЫЛО! Слово было: ВЕЛИКАЯ. Затем было другое слово: БАСТЕТ.

Великая Бастет! Удивительно, как много смысла имели эти слова… Великая — это сущность женского рода, непостижимая, перед которой преклоняются… А Бастет — это вовсе не сброшенная со стеллажа статуэтка хорошенькой кошечки, за которую Василию надрали уши, а несравненная богиня… Как много слов потянулось, как много смысла! Великая Бастет, я жив! Под правым боком ощущалось что–то тёплое и мягкое, кругом раздавалось еле слышное гудение. Сильно пахло — чем–то неживым. И кто–то живой был рядом. Василий приоткрыл глаза. Он лежал на процедурном столе, освещённый ярким синим светом. Рядом, за границей света, стояли двое — Добрый и Вежливый. Они ждали его.