Глава первая. Как это всё началось
– Тихо ты шагай!
– Чё тихо-то?
– Та не чё, а что.
– Ой, не надо меня сейчас поучать.
– А ты под ноги смотри.
– Чё под ноги-то? Иду, как могу.
– Чё-чё… видишь, оглядывается.
– Ну, вижу.
– Под ноги смотри, говорю. Идёшь, хрустишь ветками. Навязался на меня!
– Да, а я чё!
– Да не чё! Хозяин с собой меня позвал.
– Ой, а кудой мне тоды деваться?
– Кудой, тоды… Говорить можешь нормально?
– Мне так привычнее говорить. Я переживаю ведь. Все мои сараи сгорели, так же как и твой дом. Раз тебя позвали, то и мне место найдётся, – говорил дворовой домовому.
– Ладно, не злись.
– А я и не злюсь. Мне всё так жалко… так жалко! А какой жеребец Дамир был! Я его так любил. У него грива была, как ше-елк. Видел, какие я ему косы заплетал? Жив ли он остался?
– Видел я, видел, не переживай, жив твой Дамир. Он успел выскочить из сарая. Тут почти вся семья сгорела, только дочурку и спас хозяин. А ты… Дами-ир, ко-осы…
– Ладно, давай не будем ругаться, мы же всё-таки братья. Как ты думаешь, долго мы ещё будем идти по этому лесу?
– Думаю, ночь и ещё день.
– Может, давай сядем, отдохнём.
– Я тебя за собой не звал. Хочешь отдыхать – отдыхай, я тебя не держу.
– Ох, ты!.. Смотри!
– Что? Где?
– Вон там, за ёлками, кто-то прячется.
– Ох, ты-ы!
– Что?
– Этих нам только не хватало!
– Кто это?
– Лесавки… кочевряжку им в волосы! Видимо, услышали, нечисти лесные, как Катенька плакала.
– А кто они такие?
– Деточки кикиморы и лешего.
– Ишь ты-ы! И чё теперь?
– Чё – чё… Ишь, радуются, нечисти лесные. Задумали что-то.
– Смотри, а наш-то хозяин, по-моему, отдыхать собрался.
– Это хорошо, пусть отдохнёт,
– Да-да, и нам не мешало бы отдохнуть.
– Тебе бы только отдыхать. Привык на сеновале валяться да животных изводить.
– Чё ты?.. Чё животных-то? Чё изводить-то?
– А помнишь, козу хозяин привёл? Зачем её извёл? А?
– Не понра-авилась мне она. Не ко двору пришлась, – деловито сказал дворовой.
– Не понра-авилась, не ко двору… – передразнил его домовой. – Хозяйство надо беречь, а ты только и можешь косы лошадям плести.
– А вот и не только ко-осы, – тянул обиженно дворовой, – у меня на дворе был всегда поря-ядок.
– Поря-ядок? А петуха кто позволил лисе утащить? Такой красавец был.
– Та ну-у его! Разве так кукарекают? Он же не кукарекал, а орал дурнинушкой. Мне больше курочка серенькая нравилась.
– Ладно, всё с тобой ясно.
– А вот с тобой не всё ясно.
– Это что ты имеешь в виду?
– Ты говоришь, я петуха позволил лисе утащить? А ты-то, ты? Ты позволил целому дому сгореть! Что же так плохо следил-то, что пожар случился?
– Я здесь не виноват. Наш дом подожгли лихие люди.
– И ты видел, кто поджег?
– Видел. И хорошо их всех запомнил.
– Кто-то из местных?
– Нет, пришлые.
Глава вторая. Катюша и её батюшка
Василий уходил от своего сгоревшего дома, всё дальше и дальше. Единственно, от большой семьи у него осталась только маленькая дочечка.
Он с ней в тот злополучный момент вышел во двор. И вдруг увидел, как какие-то люди подпёрли двери, закрыли ставни, и подожгли его дом.
Первое, что хотел сделать Василий, это броситься спасать свою семью, свой дом. Но около него была его маленькая дочурка, и он, стиснув зубы, зажимал рот Катеньке, чтобы их не услышали. Сидел за стогом и ждал, когда эти нелюди уйдут, наконец. За ту ночь Василий от всего пережитого весь поседел.
Там, далеко-далеко за лесом, куда шел теперь Василий, была деревня, в которой, он родился и в которой, не был уже лет двадцать. И теперь шел туда, думая: «Ничего… не пропадём с Катенькой. Кузнецы везде нужны».
С собой было самое ценное – это дочечка, а за плечами сидор со всякой утварью, которую удалось на скорую руку собрать, а позади чуть далече за ними шли его домовой и дворовой.
Катюша, споткнувшись за корягу, упала и стала плакать, больше не от боли, а чтобы батюшка услышал, остановился, и подождал её. Василий подошел, взял её на руки и, продолжая идти, успокаивал:
– Тихо, солнышко моё, устала, милая, вот до полянки дойдём, и будем отдыхать.
Катеньке было пять годиков. Для своих лет девчушка была очень смышленая, не по годам развитая, пока не пришла беда. После случившегося пожара, где сгорели её матушка и сёстры, она перестала говорить, и теперь, либо плакала, либо мычала. Там, в той деревушке, куда они шли, жила его родная бабка-ведунья. Вот к ней Василий и шел, чтобы та излечила от немоты его дочурку. На небольшой опушке он спустил с рук Катю, говоря:
– Никуда далеко не уходи, сейчас костерок разожжем, покушаем, отдохнём.
– Лярка-а, слышала?
– Слышала, Марка.
– Неужели дождались?
– Дождались, сестрица, дождались!
– Теперь осталось за малым.
– Ага, сестрица, только бы всё сложилось
– Уж мы постараемся, чтобы сложилось.
– Смотри, смотри, они остановились.
– Вижу, вижу, должно, отдыхать собрались.
– Вон мужик пошел, наверно, за хворостом для костра. Давай иди его путай, а я займусь девчонкой.
– Сестрица, а почему это ты займёшься девчонкой, а не я? Я тоже хочу ею заняться.
– Да потому, Марка, что я тебя старше, на целых пять лет. У кого хочешь спроси, и каждый ответит: старших надо слушать. У старших опыта поболее. Не переживай, сестрица, успеешь ею натешиться.
