Сборник № 2. Борьба за физическое мировоззрение - [11]

.

Но если мы не в состоянии проникнуть до первых принципов, если даже механистическая концепция в настоящее время рассматривает принципы как принципы относительные, доступные пересмотру, дополнениям, ограничениям или новым расширениям, то отсюда следует, что мы не в состоянии проникнуть до последних элементов действительности. Из того факта, что физическая теория будет всегда относительной, вытекает, как следствие, на почве опыта, что она никогда не сможет признать какой-нибудь результат опыта за последний член исследования. Учение об абсолютной и простой единице, из которой физическая вселенная составляется путем простого сложения, учение об атоме и однородной жидкости, этой универсальной модели всякого материального существования – все это представляет собою орудия познания, могущие фигурировать лишь в музее исторических древностей.

Пусть опыт откроет нам когда-нибудь непосредственно зернистое строение материи, или вернее, некоторых физических реальностей – и все-таки «неделимый» атом прежних физиков не будет нами рассматриваться как неделимый, как непреходимый предел; он будет элементарным лишь для наших наличных средств исследования. То же самое можно сказать и об однородности той универсальной среды, из вихрей которой образуются видимые частицы материи. И, действительно, современные физики, химики и, в особенности, физико-химики – даже и не имея еще прямого доказательства зернистого строения материи – принимаюсь, что единство зернистости – относительно. Под давлением опыта и теории, относящихся к электричеству, мы начинаем рассматривать и атом, как нечто, подобно молекуле, сложное, и притом гораздо более сложное. Это целый мир, в сравнении с которым наша солнечная система весьма проста. Кроме того, масса (недавно еще считавшаяся самым существенным элементом нашего представления о материи, становится, по-видимому, функцией других, более основных, представлений, – в последнем счете, согласно чисто кинетической теории, вероятно, движения.

Но здесь нужно предупредить возможное недоразумение. Если школы, отказавшиеся от механистической концепции, утверждают со всей желательной ясностью, что физика ограничивается лишь установлением отношений между элементарными данными опыта, то механистическая концепция основывается, по-видимому, в последнем счете, на рассмотрении реальных элементов. Не противоречит ли это предыдущим заключениям? И если принять в расчет, что огромное большинство физиков придерживается механистической концепции – настолько, что Больтцманн мог называть все остальные школы сецессионистскими – то ясно, что невозможно пройти мимо этого вопроса, не разобравшись в нем.

6. Чтобы устранить это противоречие, достаточно придать слову «элемент» совершенно новый, релятивистский смысл.

Элемент, данное опыта, или предполагаемое данное опыта, если дело идет об элементе, существование которого еще гипотетично, тождествен со всеми другими данными опыта. Он – элементарное явление, методологически аналогичное всем другим явлениям, более простое, чем они – и все. Он, следовательно, отношение. Это, в частности, хорошо выяснил Ганнкен по вопросу об атоме4. Это же утверждает – как мы только что указали – все современные физические концепции атома. Атом – относителен, он образное представление некоторого опытного отношения. Легко видеть, что таким же точно образом будут понимать в настоящее время силу – в особенности центральные силы, роль которых была так значительна в ньютоновской физике – и что таким же точно образом понимают картезианские вихри, воскресшие в теориях Гельмгольца и лорда Кельвина.

Следовательно, если механистическая концепция удерживает элементы, например, движение – и на примере движения лучше всего наглядно выяснить смысл слова «элемент» – то она их определяет через посредство отношений; элемент имеет лишь значение, придаваемое ему этими отношениями. Он не имеет иной объективности. С современной физикой мы повсюду находимся в области отношений. Физика не знает материи в метафизическом смысле слова, и то, что механистическая концепция понимает под материей, это не реальная и последняя субстанция, это – синтез наиболее общих, наблюдаемых в опыте, отношений, это – некоторое данное опыта, т. е. совокупность отношений.

Пуанкаре в своей книге о «Ценности науки» для характеристики периода, который только что прошла физика и в котором, впрочем, согласно ему, мы еще находимся, употребляет выражение: физика принципов. Принципов, – следовательно, непременно отношений, ибо принцип не может быть ничем иным.

Следовательно вся физика основывается на отношениях. И если этот ученый предвидит другой начинающейся период – предвестником которого как бы является кинетическая теория газов – то он представляет собой не возврат к механистическому реализму, но движение вперед по направлению к релятивистическому эмпиризму, ибо он знаменует торжество современной механистической концепции, целиком пропитанной эмпиризмом и релятивизмом.

Итак, современную физику можно определить, как совершенный феноменализм или позитивизм в том смысле, какой придавали этим словам Стюарт Милль или Конт. Ее нельзя было бы определить так в тот момент, когда эти философы определяли феноменализм и позитивизм по трудам и идеям современных им физиков. В этом пункте философия самым определенным образом предвидела и предвосхитила дальнейшее движение науки.