Сберегите цветы полевые - [3]

На месте боя

В реденьком лесу

Кипрея запоздалое цветенье,

Как будто их последнее мгновенье —

Шагнувших в огневую полосу.

Моих друзей негромкие дела —

Потухшего костра живые угли,

Они по виду только смуглы —

Хранят частицу давнего тепла.

Озябший,

Угли приюти в ладонь,

Не только пальцам —

Сердцу полегчает.

Признаться, я и сам не чаял,

Что до сих пор

Хранят они огонь.

Моих друзей негромкие дела,

Как борозды,

Молчат в зеленом жите.

О борозды,

О шуме не тужите,

Нам тихость ваша мудрая

Мила.

ДЕНЬ СВАДЬБЫ

Печь побелит к празднику Ирина,

Сварит студень и намоет пол.

Распрямит натруженную спину,

Сядет,

        одинешенька,

                             за стол.

И уйдет с печальными глазами

На берег,

            где вербы зацвели.

За окошком взвизгнут тормозами

И умчатся дальше «Жигули».

Не услышит старая мотора,

Сгинув в довоенном далеке:

С Федором спускается под гору,

К солнечно смеющейся реке.

Федор прямиком идет ко броду,

Снял ботинки,

                     засучил штаны…

И плывет Ирина через воду

С луговой веселой стороны.

Всю-то жизнь вот этак бы с любимым

Плыть,

       руками шею охватив.

И зачем ты, счастье,

                             мимо, мимо?..

Не нашло к Иринушке пути.

И теперь ей слышится гармошка,

Видится кадрильный перепляс…

Расписались.

Бабоньки в окошках —

С молодых не сводят влажных глаз.

Но домой вернулись не на свадьбу

Объявило радио войну.

Не узнать колхозную усадьбу:

Бабы голосят, как в старину.

…По щеке горюн-слеза скатилась

На подарок Федора —

                                  платок.

В сумерках Ирина спохватилась

И в печи раздула огонек.

Собрала на стол и снова села

С краешка у длинного стола.

Но рука от дум отяжелела,

Приподнять стакана не смогла.

Не сморгнула старая слезину,

Уголком платка зажала рот…

Выпрямила сухонькую спину —

Празднует одна который год.

ИЗ МОЕЙ РОДОСЛОВНОЙ

Почтительно притихли братья,

Внимая батиным словам:

— Не на блинах, поди, у сватьи,

И за дела пора бы вам!.. —

Так повелел дорожный мастер

Своим верзилам-сыновьям.

Антон послал сынов за счастьем,

Которым не разжился сам.

Сыны отца не посрамили.

Но враг в бою двоих скосил.

И стала громкою фамилия,

Которую мой дед носил.

Однако деду не до славы:

Беда — как на плечи гора.

В лугах сынов заждались травы.

Дед молча курит до утра.

Иван под Гдовом комиссарит —

Опять ушел на Булака.

Оттуда натянуло хмари,

А что к чему?..

Палят пока.

Не спится деду:

Думы, думы —

За дальним счастьем ходоки.

Меньшого, Павла, к односуму

Он шлет узнать —

Тому с руки.

Ивана пуля пощадила,

А значит, повезло и мне…

В деревне подымалась сила,

Рожденная в крутом огне.

Одно Антону не по нраву —

Иван забыл совсем про дом.

Земля — налево и направо,

А он спешит в волисполком.

Ворчит Антон опять на сына,

Хоть горд фамилией своей.

…Цветет соседка Катерина.

Старик,

Готовь огонь-коней!..

Вот так и длится род,

Покуда

Дошли заботы до меня.

И как бы ни было мне худо —

Не затушу того огня.

Мне выпало большое право,

Коль я с войны вернулся цел:

Земля —

Налево и направо,

И сколько на сожженной дел!

Хватило б разума и силы,

Забот у нас не занимать.

Бери перо,

А хочешь — вилы…

Была бы дедовская стать.

К ДЕТЯМ

Своей судьбой я заверяю вас,

Проверенной в огне

                               на поле бранном.

Судьба вершилась,

                           право, без обмана:

Уж бил — так бил:

Не в бровь,

               а прямо в глаз.

Велели мне!

Разведай гарнизон.

И я к фашистам пробираюсь в пекло.

За тридцать лет

                        былое не поблекло, —

Как тот фашист,

Ночами душит сон.

Давали косу:

Прогони прокос —

Туда верста

                 и столько же оттуда.

И я махаю —

                  не свалюсь покуда.

К косе как будто намертво прирос.

Поедем в лес:

Дорвусь до топора —

Лесины стонут, осыпая щепы.

Я силою пошвыривался слепо,

Как в бой,

В работу рвался на ура.

Нет-нет и прижимаю левый бок —

Пустое, мыслю,

                      просто перебои.

Горушка — тьфу!

А вздыбилась горою…

Осилю —

             лишь бы детям невдомек.

И вновь стремлюсь шагать, как

                                            пионер, —

Живем лишь раз,

Всего лишь раз на свете!..

Не слушают отца —

Взрослеют дети.

Научит ли их собственный пример?

«Любили мы играть в войну…»

Любили мы играть в войну,

Как будто чувствовали что-то.

«Ура!» взрывало тишину

В кустах у ближнего болота.

На роль врага,

                    само собой,

Никто не шел без принуждения…

Но вот он,

             настоящий бой,

И не победа —

                     отступление.

Притихла разом детвора,

Послушной сделалась и строгою.

Мы репродуктору с утра

Глядели в рот

                    с немой тревогою.

Враги в деревню, как домой,

Пришли,

          посмеиваясь весело.

Не приглянулся дед немой —

Они в саду его повесили.

Без следствия и без суда

Водили в ров безвинных жителей…

И мы, чапаевцы,

                        тогда

Ушли в отряд народных мстителей.

Взрывали склады, поезда

И где могли —

врагов громили мы…

Горит нетленная звезда

Над партизанскими могилами.

В живых —

               из двадцати один.

Я ваш должник,

                       друзья-чапаевцы.

Хотя я дожил до седин,

А сердце давней болью мается.

Гляжу с надеждой на ребят —

На их игрушки современные.

Я по-отцовски очень рад,

Что игры сына не военные.

ПАМЯТЬ О ДРУГЕ

Летела пуля тридцать лет.