Сберегите цветы полевые - [2]

Взялась кукушка

                        свой урок зубрить.

Прохладой созвала ребят река

Со всей деревни

                   на песок прибрежный.

Земля плыла куда-то безмятежно,

И доносился гул издалека.

В мальчишеской наивности святой

На самолеты

                  с черными крестами

Глазели мы

                с разинутыми ртами.

И вдруг нас придавил

                             зловещий вой.

Песок рванулся,

Смертью перевит,

Перемешались солнце,

                                  травы,

                                            дети…

И пятерых —

Как не было на свете,

А Мишка-несмышленыш —

                                           инвалид.

Тот первый день войны —

Мой черный день —

Живет во мне,

                    и нет ему забвенья,

Я не ищу от памяти спасенья —

Он навсегда со мною,

                                 словно тень.

Я вижу,

Как бегут на речку дети,

Как «юнкерсы»,

                      взревев,

                                  в пике идут.

Тот давний день

                         я отдаю на суд,

На суд людской —

На высший суд на свете!

ТУРИСТЫ ИЗ ФРГ

Шумно и цветасто на вокзале —

Недругов не так у нас встречали.

Нашенское «милости прошу»

Ихнее «гут морген» заглушает.

Только я с поклоном не спешу, —

Что-то мне под ложечкой мешает.

Из Германии гостей

Экскурсовод

Провожал глазеть на стены-кручи.

А в моих глазах

Былого тучи

Подымались,

Застя небосвод.

Я стоял и в прошлое глядел:

Над Псковой молчали грозно башни,

Давний день,

Как будто день вчерашний,

Болью незабытою гудел.

«Юнкерсов» кресты опять в глазах,

Кажется, земля насквозь пробита

Бомбами.

Земля моя в слезах,

Кровью нашей русскою залита.

У стены не кто-нибудь —

Отец,

Мой отец под дулом автомата.

Без промашки

Бьет в упор свинец,

Смерть-свинец фашистского солдата…

Я ни в чем туристов не виню,

Их тогда и не было на свете.

За отцов не отвечают дети.

Но и память не предашь огню.

РАЗВЕДЧИКИ

Откуда что бралось —

                                 не знаю:

В четырнадцать артистом стал.

Ходил у пропасти по краю,

И город был —

Как страшный зал.

А в зале —

              вермахта солдаты,

России лютые враги.

Играй, покуда нет расплаты,

Во имя правды смело лги!

Изображал я простофилю

С котомкой драной за спиной.

Тот путь актерский был извилист,

Оплачен дорогой ценой.

На сцене смерть подстерегала

За каждый наш

                      неверный взгляд.

Гремели выстрелы из зала,

И не было пути назад.

И все-таки мы узнавали,

Скупив эрзацы-табаки:

Какие части на вокзале,

Какие выбыли полки.

Мы успевали мимоходом

Число орудий сосчитать…

Как с того света —

Из разведки

Меня всегда встречала мать.

Откуда что бралось —

                                 не знаю,

Я в той игре бывал старшой.

Ходил у пропасти

                           по краю,

Чтоб жить

              с открытою душой.

ЖУРАВЛИНЫЕ ПЕСНИ

Опять меня тревожат журавли.

И, чуя непогодье,

Ноют раны.

Опять не спится:

Вижу, как мы шли

Сквозь полымя и стужу,

Партизаны.

Молчал сторожко,

Уводил простор,

И гибель, и спасение сулящий.

Мы шли вперед беде наперекор.

А жизнь, что день, милей

И клюква слаще…

Измаянных,

Израненных в бою —

Чуть сплоховал —

Болото хоронило…

Над нами журавли в косом строю,

Срезая ветры,

Торопились к Нилу.

Внимал их крику неоглядный мох

И набухал туманом и тоскою.

Я слушал их

И к лютой боли глох,

Сжимал винтовку слабнущей рукою.

Который день тянулись прямиком,

Под стать тревожным и печальным

                                                 птицам.

Тебя, болото, словно отчий дом,

Мы покидали с клятвой —

Возвратиться.

Не только мох осилили —

Прошли

Пути иные — этих не короче.

Знать, потому о прошлом журавли

Опять трубят —

И сердце кровоточит.

ПАРТИЗАНСКИЙ КОСТЕР

Думы уползают, как паром,

По волнам годов в иное лето.

Наша дружба давняя согрета

Партизанским памятным костром.

Сердце выжгло горечью дотла —

Нам невольно у огня молчится.

Маша, незабвенная сестрица,

Память о тебе

                    светлым-светла.

До сих пор я

                  горем сыт и пьян —

Неспроста у прошлого в полоне.

Не горит костер —

                           от боли стонет,

Всхлипнув,

Пригорюнился баян.

Повторять любила:

Будем жить!

Не ошиблась веселунья наша.

Мы на сорок лет сегодня старше,

Но тебя не можем позабыть.

Посидим у жаркого костра,

Не пугая громкими словами

Память о былом…

Ты будешь с нами,

Маша — медицинская сестра.

ВЕРНОСТЬ

Кто где погиб —

                        того не знаю,

И не у всех могилы есть.

Я имена их называю:

Ушедших помнить —

                                долг и честь!

Из Маляковых —

                         Петр и Федор

Убиты в схватке с Булаком.

А мальцы нашенской породы —

Зараз не свалишь кулаком.

Не знаю,

           где отца могила, —

В застенке сгинул без следа.

Нужна была какая сила,

Чтоб в горе выстоять тогда!

Ржевуских не вернулись трое —

Мои по матери дядья…

Оставленный самой судьбою,

Погибших свято

                        помню я.

Когда гнетет меня утрата

И сам с собою не в ладу,

Я к Неизвестному солдату,

Как к собственным дядьям, иду.

Душой возвыситься поможет

Мне верность роду моему.

И нет судьи

                верней и строже,

Чем сам я,

              сердцу и уму.

ПАМЯТИ ДРУЗЕЙ

Моих друзей негромкие дела —

Следы давнишние

На партизанских тропах

И всполохи березок на окопах,

Повыжженных снарядами дотла.