Саймон и программа Homo sapiens - [43]

— Закрой глаза, — велит Эбби.

Я закрываю их, и тут же чувствую, как ее пальцы мягко оттягивают мое веко. Потом что-то чиркает по коже, будто она рисует у меня на лице, и оказывается (я не шучу!), что подводка — это чертов карандаш!

— Я выгляжу по-идиотски?

— Вовсе нет, — отвечает Эбби.

Мы молчим.

— Я хотел тебя кое о чем спросить.

— О чем?

— Почему твой папа в Вашингтоне?

— Ну, он пока не нашел здесь работу.

— А-а. А они с твоим братом собираются сюда переезжать?

Она водит кончиком пальца по краю моего века.

— Папа переедет, рано или поздно. А брат только что поступил в Говардский университет.

Она кивает и переходит к другому веку.

— Как-то тупо, что я этого не знал, — говорю я.

— Почему тупо? Наверное, я просто об этом не рассказывала.

— Но я никогда и не спрашивал.

Она принимается за нижние веки, и это сущий ад. Мне приходится держать глаза открытыми, при том что карандаш опасно снует по краю века, а я просто ненавижу, когда что-то касается глаз.

— Не моргай, — просит Эбби.

— Пытаюсь.

Она работает, слегка высунув язык, и пахнет от нее ванилью и тальком.

— Ну вот. Посмотри на меня.

— Готово? — спрашиваю я.

Она окидывает меня оценивающим взглядом:

— Почти.

А потом атакует целым арсеналом пудр и кисточек, как ниндзя.

— Ого! — проходя мимо, восклицает Брианна.

— Знаю, — говорит Эбби. — Саймон, не пойми меня неправильно, но ты стал настоящим красавчиком.

Я поворачиваюсь к зеркалу так резко, что едва не сворачиваю себе шею.

— Как тебе? — спрашивает Эбби, довольно ухмыляясь у меня за спиной.

— Странно.

Так необычно. Мне и без очков-то непривычно на себя смотреть, а теперь с этой подводкой все мое лицо — одни сплошные ГЛАЗА.

— Подожди, вот сейчас Кэл увидит… — шепчет мне Эбби.

Я качаю головой.

— Он не.

Но замолкаю.

Не могу перестать на себя смотреть.

* * *

Первое представление в этот день проходит на удивление гладко, хотя большинство двенадцатиклассников, воспользовавшись случаем, остались дома отсыпаться. Зато девятиклассники так рады пропустить первые два урока, что становятся наикрутейшей в мире аудиторией. Накопившаяся за неделю усталость отступает, и я полностью переключаюсь на волне адреналина, смеха и аплодисментов.

Счастливые и полные энергии, мы переодеваемся в обычную одежду, слушаем наставления мисс Олбрайт, а потом идем на обед вместе с ребятами не из кружка. Я еще в гриме, отчего чувствую странное возбуждение. И не только потому, что я теперь «настоящий красавчик». Просто круто, когда все видят, что ты участник труппы.

Лиа в восторге от моего макияжа.

— Боже мой, Саймон!..

— Отпадно, правда? — ухмыляется Эбби.

Мне неловко. И то, что Милашка Брэм на меня смотрит, тоже делу не помогает.

— Понятия не имела, что у тебя такие серые глаза. — Лиа охает и удивленно поворачивается к Нику: — Ты знал?

— Нет, не знал, — подтверждает Ник.

— По краям они такие темно-серые, внутри посветлее, а у зрачка почти серебристые, с темным отливом.

— Пятьдесят оттенков серого, — вставляет Эбби.

— Фу, — отвечает Лиа, и они с Эбби обмениваются улыбками.

Вот уж точно чудеса.

После обеда мы снова встречаемся в актовом зале, где мисс Олбрайт напоминает нам, какие мы классные, после чего идем за кулисы и опять переодеваемся в костюмы для первой сцены. Все немного торопятся, но мне это даже нравится. Оркестр повторяет партии, десятые и одиннадцатые классы галдят, занимая места.

Этой репетиции я особенно ждал, потому что на нас будут смотреть одноклассники. И Блю, наверное, тоже. Как бы я ни был зол на него, на душе теплеет от мысли, что он где-то здесь, среди зрителей.

Я стою рядом с Эбби, глядя в зал сквозь щель в занавесе.

— Тут Ник. — Она указывает влево. — И Лиа. И Морган с Анной прямо за ними.

— Нам разве не пора начинать?

— Не знаю. — Эбби пожимает плечами.

Я оглядываюсь на Кэла, который сидит за столом неподалеку: на нем наушники с изогнутым микрофоном, и он что-то слушает, хмурясь и кивая. Затем встает из-за стола и выходит в зал.

Я снова поворачиваюсь к зрителям: свет еще горит; ребята перекрикиваются друг с другом, облокотившись на спинки стульев, комкают программки и подкидывают их к потолку.

— Зрители ждут, — говорит Эбби, ухмыляясь в полутьме.

Тут кто-то касается моего плеча. Это мисс Олбрайт.

— Саймон, не мог бы ты подойти на минутку?

— Конечно, — отвечаю я.

Мы с Эбби переглядываемся и пожимаем плечами. Я иду за мисс Олбрайт в гримерку, где, развалившись на пластиковом стуле, сидит Мартин и накручивает бороду на палец.

— Присядь, — говорит мисс Олбрайт, закрывая дверь.

Мартин бросает на меня вопросительный взгляд, явно пытаясь понять, какого черта здесь происходит. Я не обращаю на него внимания.

— У нас тут кое-что случилось, — медленно начинает мисс Олбрайт, — и я хотела сначала обсудить это с вами. Вы вправе об этом знать.

У меня уже дурное предчувствие. Мисс Олбрайт на секунду погружается в свои мысли, но потом моргает и приходит в себя. Вид у нее измученный.

— Кто-то изменил список актеров, который висит в атриуме, — говорит она. — И имена обоих ваших персонажей переделали на непристойный лад.

— Как переделали? — спрашивает Мартин.

Но я сразу все понял. Мартин играет Фейгина. А я указан как «мальчик Фейгина». Несложно догадаться, что какой-то гений решил повеселить народ, вычеркнув несколько букв