Саван для соловья - [35]

Матрона задумалась. Делглиш заметил, что при этом у нее стало абсолютно спокойное лицо. Через минуту она сказала:

—Разумеется, у нас есть личные досье на каждого члена персонала. Официально они считаются собственностью комитета управления больницей. Председатель его вернется из Израиля только завтра вечером, но я посоветуюсь с заместителем. Я думаю, он попросит меня просмотреть дела и, если они не содержат ничего личного, что не относится к вашему расследованию, передать их вам.

Делглиш счел благоразумным не настаивать в данный момент на вопросе, кто должен решать, что именно имеет отношение к его работе.

Он сказал:

— Естественно, у меня есть личные вопросы, которые я должен буду задавать. Но будет гораздо более удобно и экономно по времени, если я смогу получить обычную информацию из персональных дел.

Странно, каким дружелюбным и в то же время упрямым мог быть ее голос.

— Я понимаю, что это было бы гораздо проще; это помогло бы вам проверить то, что вам говорят. Но записи будут вам переданы только на тех условиях, о которых я только что сказала.

Значит, она была совершенно уверена в том, что заместитель председателя примет и поддержит ее точку зрения на то, что правильно. И он, несомненно, ее поддержит. Это была замечательная женщина. Оказавшись перед сложной проблемой, она обдумала ее, приняла решение и сообщила его со всей твердостью, без всяких извинений и колебаний. Потрясающая женщина! Конечно, с ней легко иметь дело, если только ее решения такие же приемлемые, как это.

Он спросил разрешения воспользоваться телефоном; оторвал сержанта Мастерсона от его наблюдения за переоборудованием гостиной для посетителей в кабинет и приготовился к утомительному допросу обитателей госпиталя.

2

Вызванная по телефону Мадлен Гудейл появилась ровно через две минуты, выглядела она спокойной и собранной. Мисс Тейлор поняла, что этой молодой женщине с ее самообладанием не нужно ничего объяснять или успокаивать ее, поэтому она просто сказала:

— Присаживайтесь, дорогая. Старший инспектор Делглиш хочет поговорить с вами.

Затем она сняла со стула свой плащ, накинула его на плечи и вышла, не взглянув ни на одного из них. Сержант Мастерсон открыл свой блокнот. Мадлен Гудейл устроилась на стуле с прямой спинкой, придвинутом к столу, но, когда Делглиш предложил ей кресло у камина, она без возражений пересела. Она сидела на самом кончике кресла, выпрямив спину и скромно скрестив очень красивые ноги. Но сложенные на коленях руки были совершенно спокойны, и Делглиш встретил взгляд ее умных, нисколько не встревоженных глаз. Он сказал:

— Вероятно, вы были самым близким человеком для мисс Фоллон во всем госпитале. Расскажите мне о ней.

Она не выразила удивления по поводу формы его вопроса, но несколько секунд помолчала, как бы приводя в порядок свои мысли. Затем она сказала:

— Она мне нравилась. Она относилась ко мне с большей терпимостью, чем ко всем остальным студенткам, но не думаю, что она испытывала ко мне какие-либо глубокие чувства. Ведь ей был уже тридцать один год, так что все мы, наверное, выглядели в ее глазах слишком юными. К тому же она была довольно остра на язык, что тоже не помогало девушкам сблизиться с ней, скорее некоторые из них даже побаивались ее.

Она редко рассказывала мне о своем прошлом, по как-то сказала, что ее родители были убиты во время бомбежки Лондона в 1944 году. Ее воспитала тетка, а образование она получила в одной из школ-интернатов, которые принимают детей в раннем возрасте и держат их, пока они не вырастут. Разумеется, если при этом регулярно вносится плата за обучение и проживание, но у меня создалось впечатление, что в этом отношении у нее проблем не было. Она всегда хотела стать медсестрой, по после окончания школы заболела туберкулезом и вынуждена была два года провести в санатории. Не знаю, где именно. После этого в связи с ее заболеванием ей было отказано в приеме в двух больницах, поэтому она устраивалась на временную работу. Вскоре после того, как мы начали заниматься, она сказала мне, что когда-то была обручена, но из этого ничего не вышло.

— Вы никогда не спрашивали ее почему?

— Я вообще никогда и пи о чем ее не расспрашивала. Если она сама хотела мне что-то рассказать, она это делала.

— Она говорила вам, что беременна?

— Да. Она сказала мне об этом за два дня до того, как заболела гриппом. Вероятно, она уже что-то подозревала, но подтверждение получила только тем утром. Я спросила ее, что она намерена с этим делать, и она ответила, что избавится от ребенка.

— Вы не сказали ей, что это будет незаконно?

— Нет. Этот вопрос ее не волновал. Я сказала ей, что она совершит ошибку.

— Но она все равно намеревалась сделать аборт?

— Она сказала, что знает доктора, который это сделает, и что она ничем не рискует. Я спросила, не понадобятся ли ей деньги, но она ответила, что в этом отношении у нее все в порядке и что деньги волнуют ее меньше всего. Она никогда не говорила мне, к кому собирается обратиться, а я не спрашивала.

— Но вы были готовы помочь ей деньгами даже при том, что не одобряли ее решения избавиться от ребенка?