Сатори в Париже. Тристесса - [47]

Теперь доказать, что я не таков, я медленно поднимаюсь, головокружа от того укола их любовной заразы, и набираю воды в жестяной кувшин нагреть на перевернутой лучевой лампе, чтоб у Тристессы была горячая вода омыть рану – но передаю кувшин ему, потому что не могу со всей этой маетой уравновешивать его на хлипких проволочках, да и все равно он старый учитель, Старый Колдун, Старый Водяной Знахарь, который это может и не даст мне попробовать самому – Затем возвращаюсь на кровать, распростираюсь – и простата тоже, поскольку морфий забирает у тебя из штанов весь секс и оставляет его где-то еще, в кишках – Некоторые все сплошь кишки и никакой души – А я собираюсь с червивым духом – Вы жалитесь пиками – Набубениваетесь коктейлями – Дуете апельсины – Я собираюсь с червовым своим духом и битой – Два – Три – Десять триллионов миллионов головокружительного пороха звезд ферменталижуется в высоком тоскливом Полуосевом Джеке – в подпорке реквизитной – Никаких друганов своих я не топлю в масле – У меня к этому кишка тонка – А духу этого не делать есть – Но секс, когда морфий спущен с поводка в твоей плоти, и медленно расползается, жаркий, и безрассудит тебе мозг, секс отступает к кишкам, большинство торчков худосочны, Бык и Тристесса оба мешки с костями —

Но О изящество некоторых костей, эти молоки, за кои цепляется немного плоти, вроде Тристессы, и получается женщина – И Старый Бык, хоть и никто от тощего ястребиного своего тела, его серые волосы хорошенько приглажены, а щека у него юношеска и временами смотрится он решительно хорошеньким, и фактически Тристесса наконец однажды ночью решила на это решиться, а он был под боком, и они это сделали, хорошенько – Мне тоже кусочка хотелось, видя, как Бык не просоответствовал задаче, разве что раз каждые двадцать лет или около того —

Но нет, довольно, больше не слышу, Мин с Молли с Биллом и Грегори Пегори Враль Мак-Гой, ой, пусть они себе, а я пойду своей дорогой – «Найдите мне Мими в Париже, Николь какую-нибудь, милый Прозрачный Прелестный Пити Татхагаты» – Как стихи, произносимые старыми итальянцами в Южноамериканской пальмовой грязи, плоской, которым хочется вернуться в Палаббрио, reggi[95], и прогуливаться по благолепному колоколонному бульвару с гуляющими девушками и пить аперитив с кофейными грабежниками с картежной улицы – О кино – Кино Господа Бога, показывающее нам его – его, – а нас ему, – ему, который мы – ибо как может быть два, не-один? Отпальмируй мене это вербой, Епископ Сан-Хосе…

Пойду я зажгу свечи Мадонне, живописну Мадонну да съем мороженого, бенни с хлебом – «Дурь с солониной», как говорил Бхикку Бубу – поеду на Юг Сицилии зимой, стану изображать маслом воспоминания об Арле – Куплю пианино и сам Моцарт мне не брат – Напишу долгие печальные сказы о людях в легенде моей жизни – Эта часть мое кино, давайте-ка вашу послушаем