Сатириконцы - [19]

Темы его бойких стихов, как правило, сводились к улице, к трактиру. Именно — даже не к «кафе», а к трактиру. Он воспевал гармонь, жареную «картофь» «под водку», кабацкий шум, необходимый ему, чтобы «забыться», и делал все это так искренно, находил для этого столь подходящие слова и краски, что стихи его печатались в «Новом Сатириконе» на «законном» основании.

Фельетоны его и наброски на другие темы были суше. Часто внутреннюю слабость прикрывала в них бойкая частушечная форма, деревенская скороговорка, но полностью это, конечно, не спасало. И все же стихи были талантливы, и Венского считали талантливым…

После февральской революции он редактировал уличный журнал «Трепач». В советские годы скитался по разным городам, последние годы он жил в Москве, успеха как поэт не имел. Года три тому назад — умер.

В начале четырнадцатого года в «Новом Сатириконе» начал писать стихи Владимир Воинов. Для многих, кто знал его, это было несколько неожиданно.

Он писал рассказы. Был связан с группой Иванова-Разумника, издал даже большую книгу прозы и вдруг начал тесно сотрудничать в «Новом Сатириконе» в качестве поэта. Насколько мне помнится, он ни разу в «Новом Сатириконе» не выступал как прозаик.

Был он в то время замкнут, обозлен, настроения его колебались довольно резко. Стихи особым блеском не отличались, но были приемлемы. Они были в меру публицистичны, в меру риторичны и в меру фельетонно-злободневны.

«Громким сатириконцем» Воинов не стал. Сотрудничество его в «Новом Сатириконе», в общем, было средне-заурядно.

Но о нем необходимо писать, как об одном из очень немногих «сатириконцев», выросших и нашедших себя полностью в советское время.

Владимир Воинов очень много писал в ленинградской прессе.

Писал фельетоны, сатиры, лирические стихи. Судя по его выступлениям, он нашел удовлетворение в своей работе, его замечали, ценили.

К сожалению, совсем недавно В. Воинов скончался — в Ленинграде же, которого он, кажется, никогда не покидал.

В газетах были напечатаны теплые некрологи, подписанные многими ленинградскими писателями и поэтами.

Радостно, что он нашел себя и сумел проявить полностью свое дарование в советский период своей работы и заслужил сочувствие советской литературной общественности.

Смертей много… Совсем недавно (в 1938 году, как и Владимир Воинов) умер поэт, сценарист и драматург Александр Сергеевич Вознесенский, тоже много печатавшийся в «Новом Сатириконе».

Его занимала преимущественно «женская» тема, на которую он любил и привык писать трагически:

   Нет горше одиночества,

   Как одиночество вдвоем!

восклицал он в одном из своих стихотворений.

Писал он об изменах, о женском лукавстве и всегда в тонах прозаически осуждающих, патетически превыспренних…

Часто «грозил» женщине своего круга уходом к «Гапке», крестьянской простой девушке, у которой руки в навозе…

Кроме женщины, он усиленно занимался на страницах «Нового Сатирикона» и собой. Собой он был тоже якобы недоволен.

Долой меня!

кричал он в дни февральской революции. «Ко всем „долой“ хочу еще одно „долой“ добавить».

Он ненавидел будто бы себя «вчерашнего» и хлопотал о себе завтрашнем.

По сути это мелкая индивидуалистическая теоретика, которую не без самодовольства и самолюбования проповедовал Вознесенский в своих стихах.

Иногда же он, впадая в крайний пессимизм, писал и такие стихи:

   Как я надоел себе самому

   Со своими цепкими думами,

   Со своим изворотом!

   В леса бы, неведомые никому,

   С болотами, зелено-угрюмыми,

   И сделаться бегемотом!..

   Но знаю, что, даже сделавшись им, я

   В своей же самке

   Вызвал бы отвращение…

   Нет: только увидеть свое имя

   В траурной рамке

   Газетного объявления!

Аверченко печатал эти в меру эротические и в меру «философские» стихотворные произведения — ибо чего только не нужно было большому сатирическому журналу?

Нужен был и такой «товар».

И опять смерть…

Года три назад умер человек, имя которого тесно связано с понятием «сатириконец».

Исидор Гуревич.

Это имя не очень прогремело как имя писателя-юмориста, хотя и очень часто появлялось на страницах «Нового Сатирикона», но без него комплекты журнала представить себе даже нельзя.

Его коротенькие рассказы очень часто появлялись на страницах «Нового Сатирикона» и, собранные, вышли также и большой книгой «Бархатные когти».

Исидор Яковлевич Гуревич был на редкость чистым и честным человеком, с большим чувством достоинства и подлинной деликатностью.

Писал он рассказы какого-то особого типа. Они были явно неострые, плосковатые, нетонкие, и в то же время веяло от них чем-то чистым.

Есть такие люди: они острят неважно, но их слушаешь и улыбаешься сочувственно, а иногда смеешься от всей души, более охотно, чем когда слушаешь присяжного остроумца.

Таков был юмор Гуревича.

Он и в жизни был такой. Встретит, остановит и начнет что-то рассказывать, — уже как будто и слышанное, во всяком случае, не новое. Рассказывает с увлечением и сам смеется — большим ртом на некрасивом, худом и, все же чем-то приятном лице, и слушаешь его, поневоле, и сам начинаешь смеяться — весело и непринужденно.

Был у него брат. Не писатель — какой-то коммерческий служащий, но зажиточный, любивший литературу и писателей. Как-то он устроил у себя званый вечер и — то ли ему подсказал Исидор Яковлевич, то ли он сам захотел видеть у себя «сатириконцев», — но он послал приглашения…