Сатир и Муза - [2]

Что-то новое появилось в его неприятных мыслях о жене. Сосредоточившись, он понял, что впервые стал равнодушен к семейным проблемам. Ему больше не хотелось восстанавливать тёплые отношения со Светланой, «заклеивать трещины», обижаться, мириться. «Надоело. Пусть будет то, что будет. Пусть Светка сама спасает брак. Интересно, причина во мне? Или в ней?» И сам себе ответил: «Видимо, в Ней», – и Алексей вспомнил свой сон.

Капельке надоело притворяться спящей, и она принялась играть зайцем, тиская его обеими ручонками.

Вообще-то дочку зовут Елизавета. Забавное прозвище Капелька появилось ещё до её рождения, когда молодые супруги с умилительным восторгом переживали беременность вместе. «Как там наша капелька поживает?» – обычно восклицал Алексей, влетая с работы домой, чтобы прижаться щекой к круглеющему Светиному животику. А когда УЗИ пообещало девочку, прозвище окончательно стало домашним именем. Воспоминания о тех замечательных временах согрели душу Алексея. «А потом меня пригласили поработать в столице…»

Он шёпотом поторопил дочку встать, неслышно надел домашние штаны и выскользнул на кухню. Там Алексей заглянул в холодильник, обнаружил приготовленную ему на неделю еду, заранее заботливо упакованную в пластиковые контейнеры, не удержался, вскрыл один, укусил котлету. Тёплые чувства к спящей Светлане захлестнули его. «Котлетки – супер!» Он представил, как жена старалась ради него – и замурлыкал. А ещё через полчаса Алексей кормил Капельку собственноручно приготовленной кашей и восхищался сам собой от осознания, что комочков совсем не было, и что дочка поедала его творение с удовольствием. Кухня была наполнена весенним солнцем, его лучи скользили по блестящему полу. Взгляд цеплялся за разбросанные ребёнком фломастеры, куклы и крошки вечерних баранок. Алексей обрадовался этому легкомысленному детскому беспорядку, и его настроение окончательно улучшилось. После завтрака он ещё пару часов рисовал Капельке море и облака, потом сооружал из кубиков кроватку для зайца. Кроватка не получалась. А когда в дверь коротко позвонили, понял, что пора собираться.

Светлана продолжала спать. «Вправду спит? Или не хочет вставать?» – Алексей предался сомнениям, отпирая дверь. На пороге стоял отец в костюме и с пластиковым ведёрком в руке.

– Привет! Вчера в песочнице оставили. Иду, смотрю, вроде наше ведёрко? – сказал он, посмотрев на сына снизу, поверх очков с толстыми стеклами.

– Привет! – удивился Алексей. – Ты чего это в костюм вырядился? В песочнице играть?

– А куда мне его теперь надевать? – с горечью заметил отец.

– Смешной ты, – Алексею не хотелось поддерживать любимую отцом ноющую тему.

Тому пришлось рано выйти на пенсию, хотя зарплата на его последней работе и так была символической. Теперь отец, как и всё его поколение, маялся от ощущения собственной ненужности. Первую половину жизни им, родившимся после войны, помогали родители, теперь, когда Союз развалился, их поддерживают дети. Вот при каждом удобном случае отец лез помогать невестке хотя бы с ребёнком, оттирая от этой радостной обязанности свекровь. Мыл посуду, роняя тарелки. Пыхтя, носил тяжёлые сетки вопреки запрету врачей… И вот сейчас они с внучкой шли гулять.

– Лизка готова? – та выскочила из зала и бросилась ему на шею, когда Сергей Николаевич с готовностью присел широким животом ей навстречу.

– Дидя!!! – закричала Капелька.

Закрывая за ними входную дверь, Алексей ощутил, что снова впустил в дом досаду. Досаду на жену.

«Ладно. Пора закругляться». Бреясь в ванной, разглядывал себя в зеркало. «Двухметровый блондин с голубыми глазами», – мысленно процитировал он свою мать. Двух метров в нём, конечно, не было, не было даже метра девяносто, но девушкам он определённо нравился, а мама имела в виду именно это. «Хотя уже не первой молодости, ямочки на щеках стали вытягиваться, превращаясь в собачьи складки». Алексей тщательно выбрил ямочку на подбородке. Та с возрастом почему-то никуда не девалась, иногда её не удавалось выбрить тщательно, а забытая небрежная колючка раздражала его самого. «Шея стала толще, и больше не напоминает коровий хвост, – Алексей заметил, что теперь цитирует своего отца. – Где же Светка?» – чувство досады сменилось обидой, он покосился на дверь ванной.

«Толстый, сегодня не твой день!» – грустно произнёс Алёша, заглянув себе в трусы. Такое забавное прозвище его хозяйству придумала жена ещё на заре знакомства, и с тех пор, в зависимости от настроения, играла словами: «толстенький», «толстяк», «толстячок». Бритва жужжала, дверь по-прежнему отгораживала Алексея от спящей квартиры.

Вдруг, рывком распахнув её, внутрь шагнула Светлана. Скользнув на колени на пол, она подняла на мужа заспанные глаза-щёлочки, сдёрнула с него штаны вместе с трусами и поймала «толстого» губами. Алёша чуть не выронил бритву, но сумел выключить её и бросить в раковину. Его нижнее «я» быстрее оправилось от неожиданности, уступая напору жены. Спустя несколько секунд Света слегка подалась назад, потому что лопающийся от вожделения «толстяк» перестал помещаться во рту, движения языка стали менее тонкими; Алексей, обняв голову жены обеими руками под ушками, принялся подыгрывать ей, тазом двигаясь навстречу ласкам. Головка Светы покоилась в его огромных ладонях. Кончики пальцев тонули в густых чёрных волосах, собранных хвостиком на затылке, он в то же время чувствовал нежность и ушных мочек, и щёк, которые ритмично двигались, когда он проникал особенно глубоко. Света передала мужу свою неистовость, Алексей захотел потянуть прямо за этот хвостик вверх, отрывая от себя прекрасные губы, опрокинуть Светлану животом на стиральную машину, войти сзади одним резким пронзительным рывком, ощутить, как её тело уступает теперь уже его страсти. Он тут же поддался своему желанию, схватив жену за хвостик, но… ничего не получилось. Света не захотела выпустить «толстого» изо рта. Наоборот, она ещё сильнее обхватила его губами – он уступил ей, смирился, отступил назад. Опустил руки ей на плечи. Ощутил гладкую кожу. Увидел напряжённую тонкую верхнюю губу Светланы. Возбуждение вырвалось первым жарким сгустком, упавшим вглубь Светиного рта и ещё… ещё… ещё…