Сатанисты XX века - [216]

Жорж Герен молча прижал к губам нежную ручку своей маленькой жены. Но отец его крикнул нетерпеливым голосом:

— Всё это прекрасно, дети мои… Но, ради Бога, довольно пустых слов… Кажется, всё вынесено, что подороже. Остальное — на волю Бо-жию. Уезжайте поскорей, Жорж, вместе с Молли. Коляска запряжена…

— Ступайте, дети мои… Давайте свисток к прекращению работ, — обратился фабрикант к старшему инженеру. — . Пусть люди скорее уходят на плантацию. Наверху безопасно.

— А вы сами, батюшка? — нерешительно спросил Жорж Герен, обнимая жену, нежно к нему прижавшуюся.

— Я поеду за вами верхом, благо моя лошадь осёдлана. Марш в коляску, Молли… Бросай работу, ребята… Довольно… Уходите скорей от греха подальше!

— Папа, папа… — раздался наверху звонкий детский голос.

На первом повороте экипажной дороги показались два всадника, — молодая девушка в синей амазонке, побелевшей от пепла, и мальчик лет тринадцати в белом костюме, — старшая дочь и младший сын доктора Герена.

Они остановились саженей на двадцать выше фабричного двора и усиленно махали платками, чтобы привлечь внимание отца, лишённые возможности спуститься ниже по дороге, запруженной спешащими людьми и подводами.

— Боже мой… Что случилось? — вскрикнул старик, вскакивая на подведённую лошадь с лёгкостью, удивительной для его лет. Видимо нервничая, лошадь рванулась в сторону, но всадник всё же усидел и, ловко пробираясь между повозками, подъехал к своим детям.

Здесь он остановился и, обернувшись вниз ещё раз, крикнул старшему сыну:

— Жорж, скорей в коляску. Молли, сюда ко мне, наверх.

На фабричном дворе толпа рабочих уже значительно поредела. Повинуясь сигнальным свисткам, люди выбегали из зданий, бросая работу. Следуя распоряжениям мастера и инженеров, они поспешно разбегались по крутым тропинкам вслед за своими жёнами и детьми, уже достигшими значительной высоты. Последние повозки также уже съехали со двора, минуя детей фабриканта, и подымались на третий поворот в ту минуту, когда подскакавший старик спрашивал с плохо скрытым беспокойством:

— Что случилось, Эмми? Зачем вы здесь? Здорова ли мама?

— Мама здорова. Только она беспокоится о тебе, отец, — заговорила молодая девушка, нетерпеливо смахивая перчаткой пепел с роскошных чёрных локонов, выбивающихся из-под её шляпки. — Она боится за фабрику и за всех вас.

— На «Лысой» неладно, — перебил мальчик, захлебываясь от волнения. — С нашей верхней террасы ясно видно, что там происходит что-то особенное. Высохшее чёрное озеро как-то бурлит и клокочет, а между тем вода не блестит, как прежде.

— Мама думает, что это жидкая грязь, — пояснила молодая девушка. — Она боится, как бы она не стала спускаться по руслу Белой, почему и просила тебя немедленно возвратиться на плантацию.

— Неужели мама не могла послать кого-либо другого? — с невольным упрёком вставил обеспокоенный отец.

— Да некого было, — простодушно ответил мальчик. — Наши люди все куда-то разбежались с тех пор, как начался подземный гром. Они все какие-то ошалелые, особенно женщины. Ни на что не годны. Только воют да причитают.

— А мама так страшно волновалась, — перебила Эмми брата, — что жаль смотреть было. Она хотела сама ехать за тобой и братом, да, слава Богу, кучеров не могла найти. Тогда мы с Эдди и вызвались поехать, чтобы просить тебя ни минуты не медлить с отъездом.

— Ладно, ладно. Сейчас едем. Ступайте вперёд. Я только крикну Жоржу, чтобы он торопился, — ответил старик, поворачиваясь на коне в сторону завода, пока его дети лёгкой рысью подымались вверх по тропе, уже освобождённой от повозок, подымающихся по извилистой дороге.

На фабричном дворе оставалось не более двадцати человек рабочих, два кучера, с трудом удерживающие запряжённых в коляску вороных коней, да Жорж Герен со старшим механиком и капитаном яхты, которым он предложил место в своём экипаже. Молодая жена Жоржа уже сидела в коляске со своей собачкой на руках и, наклонившись к стоявшему рядом мужу, просила его скорей садиться.

— Торопись, Жорж… — крикнул сверху отец, чувствуя, как внезапный смутный ужас сдавил ему горло.

Пронзительный жалобный вопль смертельного испуга живого существа ответил на хриплый возглас доктора Герена. Белая левретка Молли внезапно поднялась на задние лапки на руках у своей хозяйки и громко, жалобно выла, повернув голову к «Лысой горе».

Машинально все оставшиеся на дворе люди повернули головы туда же, и примеру их последовали бесчисленные зрители, заполнявшие улицы и крыши домов. Вдруг сразу из нескольких тысяч грудей вырвался страшный, мучительный крик ужаса и отчаяния.

Раздались дикие вопли:

— Смотрите! Гора… Гора… Гора сползает! Лысая идёт на нас!

Но вопли эти заглушил чудовищный грохот, рёв и треск, ни с чем не сравнимый, не поддающийся описанию…

Окаменев от ужаса, всадник, стоявший значительно выше фабричного двора, увидел, как на него надвигалось что-то невообразимое, смертоносное, роковое… С грохотом и рёвом неслась вниз всепоглощающая чудовищная лавина жидкой грязи, вышиной в пятиэтажный дом, шириной втрое больше, чем русло реки Белой… Чёрные волны этого гигантского потока стремительно летели, поглощая всё на своём пути. Они сталкивались, прыгали и ревели, увлекая за собой целые стволы вековых пальм, вывороченных с корнями, и громадные части, оторванные от гранитных скал. Всё это неслось, кружилось и сталкивалось с громоподобным шумом, уносимое никогда невиданным чудовищным наводнением жидкой грязи. А над этой страшной картиной разнузданного хаоса, ужасающего, смертельного и отвратительного, — точно повисла в воздухе густая завеса удушливого смрада, захватывающего дыхание серным зловонием… Едкий запах насыщал горячий белый пар, подымающийся от клокочущих чёрных волн, несущихся с непостижимой быстротой прямо на фабрику и на толпящихся возле неё людей…