Сатана и Искариот. Части первая и вторая - [76]

Вождь юма знал, что у Сильного Бизона он не найдет пощады; он раздумывал о спасении и наконец сказал то, что я давно от него ожидал, а именно, что он может спастись только с моей помощью. А следствием этого была его новая попытка вступить в разговор, предпринятая им через несколько минут:

— Мне казалось, что Олд Шеттерхэнд всегда был другом краснокожих…

— Я друг и краснокожих, и бледнолицых, но я враг любого негодяя, вне зависимости от того, светлая или темная кожа на его лице.

— Значит, ты меня считаешь плохим человеком, способным на любой дурной поступок?

— Да.

— А если я исправлюсь к лучшему?

— Это невозможно, потому что у тебя для этого просто нет времени. Кто скоро умрет у столба пыток, тот уже не успеет стать лучше.

— Так дай же мне время!

— Почему и зачем? Мне в высшей степени безразлично, станешь ты лучше или нет. Даже если бы ты и нашел время исправиться, меня бы это оставило равнодушным.

— Тогда меня осудят несправедливо. Значит, то, что я слышал о вас, христианах, не соответствует истине.

— Кто это тебе сказал?

— Да ведь Христос приносил великие жертвы и все делал для того, чтобы из злого человека сделать доброго, не получая от этого никакой пользы.

— Разумеется, это верно; но хочу тебе сказать откровенно, что я в таком случае являюсь плохим христианином. Поэтому тебе просто не повезло. Если я что-то делаю для человека или чем-то для него жертвую, то должен извлечь из этого пользу. Когда я это говорю и об этом думаю, мне приходит в голову мысль, что, может быть, стоит найти какое-то основание, чтобы согласиться с твоими доводами.

— Будь откровенным! Поделись со мной своим основанием!

— Я готов по возможности изменить судьбу, которая тебя ожидает; вероятно, я даже скажу слово за твое освобождение, но за это ты должен быть со мной откровенен.

— О чем ты хочешь узнать?

— Я задам тебе вопрос о Мелтоне и Уэллере; от твоей искренности зависит твоя судьба.

— Так спрашивай же скорее! Я готов все тебе рассказать.

— Не сейчас, позднее, когда мы приедем на место.

Как я сказал, так и случилось. Два быстрых, как ветер, коня несли нас вперед. Мы приближались к месту, где расположились лагерем мимбренхо, поэтому я придержал коней и поехал дальше шагом. Вскоре из мрака появились очертания нескольких индейцев, наставивших на нас свои ружья; кто-то из них приказал остановиться.

— Это едет Олд Шеттерхэнд, — крикнул я им. Тогда они опустили оружие и позволили нам проехать.

Мимбренхо не разжигали костра, схоронившись в лесной тени. Услышав мой голос и мое имя, некоторые из них подошли ближе, чтобы отвести меня на место, где располагался вождь, ибо иначе я бы его не нашел. А он подумал, увидев двух приближающихся коней, что мы приехали вместе с Виннету; но когда я остановился перед ним и спрыгнул с лошади, вождь увидел двоих чужаков на другой лошади и спросил:

— Ты вернулся без вождя апачей? Где же он и кто такие те двое краснокожих, которых ты привез с собой? Почему они неподвижно сидят в седле и не спускаются на землю?

— Они не могут этого сделать. Здесь, в тени деревьев, темно, и ты не можешь видеть, что они привязаны к коню.

— Привязаны? Так, значит, это пленные собаки-юма?

— Ты угадал.

— Это хорошо! Они никогда больше не увидят свободу, и я надеюсь, что самый паршивый из этих псов, Большой Рот, попадет в наши руки так же, как они. Снимите их и привяжите к дереву!

Отдав такой приказ, он хотел отвернуться от пленных, но в этот момент я предупредил его:

— Ты упомянул вождя юма. Посмотри-ка повнимательнее на пленных!

Он подошел к коню Виннету и, посмотрев в лицо переднему всаднику, внезапно отступил на шаг назад и воскликнул:

— Уфф! Верно ли я увидел или меня обманула тень, в которой я нахожусь? Это тот паршивец, чьим именем я только что осквернил свой язык?

— Да, это он.

— Большой Рот! Большой Рот! — пронеслось по толпе мимбренхо. Индейцы толкались, чтобы увидеть вражеского вождя, с их губ срывались обидные словечки и проклятия, которые можно было слышать, но нельзя было передать. Пленников, несмотря на путы, стащили бы с коня, если бы я не воспрепятствовал этому произволу.

— Отойдите назад! — приказал я воинам. — Пленники принадлежат мне; я их поймал, а не вы.

— Но ты принадлежишь нашему отряду, — вмешался Сильный Бизон, — а поэтому пленный вождь в такой же степени наш, как и твой. Но сейчас я ему ничего не сделаю. Снимите его с коня, привяжите вместе с его сотоварищем к дереву и хорошенько их стерегите, чтобы у пленных не осталось никакой надежды на бегство.

— Нет, — возразил я. — Снимите обоих и привяжите каждого к отдельной лошади! Мы сейчас же должны выступать на лагерь юма, разбитый за лесом. Возле лагеря остался наблюдать Виннету.

— Мы нападем на них?

— Вероятнее всего — нет. Думаю, что сражения не будет. У меня не было времени посоветоваться с Виннету, но он разделяет мое мнение, что мы возьмем в плен юма, не пролив и капли своей крови.

— Тем лучше, потому что тогда все они умрут у столба пыток, и в вигвамах мимбренхо будет большой праздник. Воины, вы слышали, что Олд Шеттерхэнд приказал выступать!

Не прошло и двух минут, как все уже сидели верхом, и мы галопом поскакали по только что проделанному мной пути. Я уже больше не беспокоился о пленниках, потому что знал: они находятся под более чем надежным присмотром. Возглавив вместе с Сильным Бизоном отряд, я рассказал вождю, что произошло с нами.