Сатана и Искариот. Части первая и вторая - [2]
— Этот отель — самый достойный из того, что у нас есть. Лучше его не найдете. На вывеске, правда, стерлось слово «Мадрид» но, если вы доверитесь хозяину, дону Херонимо, он обслужит вас по высшему классу. Разумеется, если вы сможете заплатить. Вы можете мне поверить, потому что я городской нотариус и всех здесь знаю.
Называя свою высокую должность, он стукнул себя в грудь, а потом наградил меня взглядом, который должен был ясно мне показать, что, по его мнению, мне всего лучше бы поселиться в местной тюрьме, а не в отеле. Потом он, полный достоинства, пошел дальше, а я, ободренный советом такой знаменитости, повернулся к открытой двери гостиницы. Я бы и без этого совета пошел туда, потому что очень устал и не был расположен дольше подставлять себя лучам полуденного солнца.
Лучший отель в городе! Meson de Madrid! Да ведь это — уютный номер, чистая постель, вкуснейшая еда! Во рту у меня уже стала скапливаться слюна. Я вошел и сразу же оказался в…«целом ансамбле комнат». То есть, если говорить точно, отель состоял из одного-единственного помещения, в которое попадали прямо с улицы; дверь в противоположной входу стене вела во двор. Других проемов не было — ни дверных, ни оконных. Возле задней стены приютился закопченный до черноты каменный очаг, дым которого испарялся сразу же, причем каким-то таинственным способом. Плотно утрамбованная глина заменяла пол. К забитым в нее столбам крепились доски, составлявшие столы и скамейки.
Стульев в комнате не было. Вдоль левой стены виднелись подвешенные гамаки, они и должны были служить гостям, каждому — по его вкусу. По правую руку вдоль стены располагался буфет, собранный, судя по его виду, из нескольких старых сундуков. За ним опять виднелись гамаки, служившие местом отдыха хозяйской семье. В одном из них спали трое мальчишек; их руки и ноги так переплелись, что отличить, где чья конечность, можно бы было только после весьма основательного исследования. В другом гамаке отдыхала дочь хозяина сеньорита Фелиса. Она отсчитала уже шестнадцать весен, как сама сказала мне на следующий день, но храпела, как шестнадцать зимних бурь, причем соединенных вместе. В третьем гамаке предавалась полуденному сну хозяйка. Ее звали донья Эльвира, а ростом она была в шесть футов и пять дюймов. Супруг ее позже рассказал мне по-свойски, что она очень решительная дама, но так как донья Эльвира либо дремала — когда я ее видел, — либо крепко спала, то мне, к сожалению, не выпало счастья присутствовать при вулканических извержениях ее энергичного темперамента. В четвертом гамаке я заметил свернутый в кольцо серый холст. Я было принял его за спасательный пояс, какие используют на морских судах. Но при ближайшем рассмотрении я понял, что из этого пояса в случае необходимости могло бы появиться кое-что более значительное, и слегка стукнул по нему. Кольцо немедленно пришло в движение и развернулось. Появились руки, ноги и даже голова; спасательный пояс раскрылся полностью, вывалился из гамака и превратился в маленького тощего, плотно затянутого в холстину человечка, изумленно разглядывавшего меня, а потом спросившего голосом, которому полагалось быть гневным, но на самом деле звучащим всего лишь как легкая укоризна:
— Что вам угодно, сеньор? Почему вы нарушаете мою сиесту[6]? И вообще — что это вы еще на ногах? В такой убийственный зной каждый разумный человек спит!
— Я ищу хозяина, — последовал мой ответ.
— Это я. Меня зовут дон Херонимо.
— Я только что прибыл в Гуаймас и хочу здесь дождаться какого-нибудь корабля. Мог бы я у вас пожить?
— Там посмотрим, а сейчас ложитесь спать, вон в одном из тех гамаков.
При этом он кивнул на левую половину комнаты.
— Я тоже очень устал, — отвечал я, — но меня мучает голод.
— Потом, позже! Сначала выспитесь, — настойчиво уговаривал он меня.
— И я умираю от жажды!
— Вам потом все принесут, но сначала выспитесь!
Он постепенно расходился, голос его стал громче. Его близкие в гамаках зашевелились, и тогда хозяин предостерегающе зашептал:
— Не говорите больше ничего, а то донья Эльвира проснется! Идите скорее спать!
Он снова забрался в гамак и свернулся клубком. Что мне было делать! Я не стал мешать «Спасательному поясу» и его семейству досматривать сны, а сам тихонько, чтобы никого не разбудить, выскользнул через заднюю дверь и оказался на довольно обширном дворе. Там, в одном из углов, был сооружен из жердей и соломы навес, под которым хранился инвентарь. Заметил я еще охапку соломы, возле которой вытянулась большая собака, привязанная к одной из жердей. Солома в качестве ложа мне понравилась больше, чем гамак в душной комнате. Я приблизился к этой охапке, слегка побаиваясь, что собака поднимет шум и разбудит донью Эльвиру, но мои опасения оказались напрасными, потому что животное… тоже спало! Правда, на какой-то миг собака приоткрыла глаза, но тут же снова закрыла их и никак не отреагировала, когда я раскидал солому поудобней и растянулся на ней. Крепко сжав оба своих ружья, я задремал и скоро, разбитый усталостью, забылся так крепко, что проснулся только тогда, когда почувствовал, как кто-то тряхнул меня за руку. Дело уже шло к вечеру: передо мной стоял маленький хозяин, приговаривая:
