Сарацинский клинок - [140]

Руффио кивнул.

Пьетро стал подниматься по лестнице. У Руффио была только одна комната на одного гостя. В остальных комнатах стояло по четыре или пять кроватей.

Пьетро взялся за ручку двери. Он простоял так довольно долго. Рука его вспотела, капельки пота поблескивали на черных волосках пальцев.

Потом он распахнул дверь.

На маленьком столике около кровати горела свеча. Она сгорела почти до конца. Но Пьетро смог разглядеть их.

Андреа Синискола лежал на спине, закинув руки за голову. Он похрапывал.

Элайн лежала, отвернувшись от него, покрывало сползло и обнажило одно ее плеча Волосы ее раскинулись по подушке, часть их лежала под рукой Андреа. Она во сне еле слышно всхлипывала, как всхлипывают потерявшиеся, испуганные дети.

Пьетро посмотрел на них.

Он испытывал тошноту. Она подступала к его горлу. Ему пришлось сжать зубы, чтобы удержать ее. Он сел в кресло, продолжая смотреть на них. У него на лбу выступали капли пота и скатывались на глаза Капли были холодными как лед. Как слезы.

Как огонь.

Он мог слышать биение собственного сердца.

Тошнота отступила, а потом вернулась, но уже с болью. Это было плохо, очень плохо, боль вздымалась в нем сокрушительными волнами, так что он вынужден был вцепиться в ручки кресла, чтобы не упасть. Он прикусил нижнюю губу и почувствовал вкус крови. Он надеялся, что эта реальная физическая боль в какой-то степени устранит невыносимое душевное страдание.

Это не помогло. Он готов был разрыдаться.

Потом он встал и вытащил кинжал из ножен. Взялся за острие клинка и метнул его наугад – кинжал пролетел сквозь язычок пламени свечи, и Пьетро даже не услышал, а ощутил, как клинок вонзился в дубовое изголовье.

Клинок пронзил волосы Элайн и пригвоздил ее к кровати.

Она только слегка вскрикнула.

Андреа сел на кровати. Он успел только моргнуть. Потом его глаза потемнели от ужаса.

– Одевайся, – резко сказал Пьетро. – Когда ты отсюда выйдешь, Андреа, выходи с мечом.

Он вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Он ждал довольно долго, прислушиваясь к звукам, доносящимся из комнаты. Шуршание одежды. Всхлипывания Элайн.

И вдруг он услышал иной звук. Звук разбитого стекла. Он толкнул дверь. Элайн упала в его руки. Он с яростью отшвырнул ее в сторону. Она упала на пол и осталась там лежать, рыдая.

Андреа, выпрыгивая, разбил окно.

Пьетро услышал, как он вскочил на коня.

– Уолдо! – закричал Пьетро. – Рейнальдо? Манфред!

Он сбежал вниз по лестнице. Он не обернулся, чтобы взглянуть на Элайн, которая лежала, плача, на полу.

Он выскочил из дома. И тогда он увидел.

Рейнальдо спустил с цепи леопардов.

Нет на свете такой быстрой лошади, которая могла бы уйти от леопарда. Каждым прыжком леопард покрывал двадцать футов.

Они настигли Андреа на углу.

Пьетро видел, как взвилась Шеба всеми своими четырьмя лапами. Потом она оказалась на шее лошади, ее пасть сомкнулась за ушами кобылы. Он успел увидеть, как вздернулась голова лошади, услышал хруст ломающихся позвонков. Лошадь рухнула.

Андреа успел соскочить с падающей лошади. Шеба и Соломон прижались к земле, сторожа его своими большими желтыми глазами.

Пьетро подскочил и встал между леопардами и их добычей.

– Возьми их на цепь, – приказал он Рейнальдо.

Рейнальдо соскочил с коня и надел цепь на их ошейники. Потом он выпрямился. Рот его открылся.

Пьетро увидел это и метнулся в сторону даже раньше, чем Рейнальдо закричал.

Он почувствовал, как холодный огонь обжег его левую руку. А Уолдо и Манфред навалились на Андреа, вырвав кинжал из его рук.

Уолдо выхватил из ножен свой кинжал и занес его.

– Нет! – закричал Рейнальдо. – Нет, Уолдо! Неужели ты подаришь ему такую легкую смерть?

Уолдо опустил кинжал и мрачно улыбнулся. Он приставил острие кинжала к животу Андреа, пока остальные связывали его.

Потом он обернулся к своему хозяину и разрезал рукав на руке Пьетро. Рана была серьезной. Клинок рассек мускулы. Пьетро даже не мог приподнять руку. Она сильно кровоточила. Руку быстро перевязали. Потом Рейнальдо пошел на постоялый двор и вернулся вместе с Элайн.

Они поехали обратно в Аламут. Никто из них не произнес по дороге ни слова. Было нечто потустороннее в этом молчании, нарушаемом только неторопливым стуком лошадиных копыт.

Рыцари смотрели на него. Ждали, чтобы он заговорил.

Пьетро обернулся к Элайн. Он проделал это медленно, оберегая левую руку. Все продолжали смотреть на него.

Лицо Андреа посерело. В глазах застыл ужас.

А лицо Элайн оставалось спокойным. В ее глазах не было страха. Не было смятения. Глаза ее были ясными. Она подошла к Андреа, которого держали два рыцаря, привстала на цыпочки и поцеловала его в рот. Медленно. Лаская его своими губами.

Лицо Андреа перестало быть серым. Он слегка улыбнулся.

Элайн обернулась к Пьетро.

– Нас обоих, мой господин, – сказала она.

У него внутри что-то оборвалось. Он обливался потом. Мозг его работал лихорадочно, но без всякого смысла.

Женское начало. Шеба напала первая, не Соломон. Женское начало всегда самое страшное. Если бы она попросила меня, я пощадил бы его, но она слишком женщина, и теперь она стала совсем простой и примитивной и по-своему великой. Гордость. Не гордость, которая всегда лишала меня мужества. Сейчас я должен это переломить, иначе я потерплю поражение. Она не может победить… Я никогда не разрешал пытки, ибо страсть к пыткам – это болезнь, но, во имя огня всех семи кругов ада, сейчас эта болезнь владеет мною, и что бы они с ним ни сделали, этого будет недостаточно…