Сапоги — лицо офицера - [13]
Все столы были заняты.
Мужчины, сплошь офицеры, и женщины скандально, но беззвучно раскрывали рты — уж очень силен был рев танго.
— Ну и вертеп! — радостно прокричал Казаков в ухо Моси Фишнера. — Как в кино!
— Как им, блядям, удается втроем учинить такой понт! — Коровин перекричал-таки оркестр.
— Чего стоим?! Устраиваемся! — горел от нетерпения Тимоха.
Лейтенанты разбрелись в поисках свободных мест.
Казаков и Коровин примостились у самого окна. Молчаливый капитан передвинул свой стул, две женщины тоже потеснились. Красивую блондинку слегка старили мешки под глазами, вторая была постарше, поплотнее, с темными волосами. Блондинку звали Ксюшей, она сразу понравилась Казакову, капитан же, видимо, имел виды на темноволосую, Аню.
Коровина это не смутило.
— Почему вы не пьете, товарищ капитан? Разрешите, я вам налью…
Капитан спаивать себя не позволял, явно решил продержаться до закрытия ресторана. Отрицательно качал головой, наливал себе сам и подливал Ане.
Казаков очень старался завоевать расположение блондинки, мучительно припоминал смешные анекдоты и случаи, заказывал шампанское. Коровин много пил, неодобрительно поглядывал на капитана-соседа.
— Я надеюсь, вы разрешите вас проводить? Ваш отказ потрясет меня, а значит, нанесет ущерб и обороноспособности нашей страны! — танцуя, Казаков подчеркнуто галантно держал Ксюшу за талию. — Бояться вам нечего, о моей воспитанности ходят легенды! Я даже в танце держусь на ширину ружейного приклада!
Женщина смеялась, склоняла голову к плечу кавалера.
Заказали еще, водки и шампанского. Снова танцевали. Голоса начали перекрывать грохот оркестра. Официанты ускорили свои передвижения — перед закрытием клиенты желали выпить впрок.
— А почему здесь вдруг столько майоров и капитанов? — внятно спросил Коровин.
— Они все женатые! От жен поубегали, до одиннадцати! — презрительно объяснила Аня.
Ухажер ее, капитан, молча выпил.
Казаков щедро заплатил за всех, даже за незнакомого буку-капитана.
В вестибюле тот донимал Казакова поменяться шапками.
— Давай махнем! — пьяно убеждал он. — Зачем тебе новая? Ты же на два года только…
Такси вереницей подползали к ресторану, помнящие о чаевых таксисты приветливо пошучивали, рассаживали пассажиров.
Офицерский патруль — майор и два капитана — со стороны наблюдал за порядком…
Женщины жили на улице Красной Профессуры, вдвоем, в маленьком домике. Аня с капитаном сразу ушли в другую комнату. Казаков сел на кровать и тут же подскочил — кровать страшно скрипнула.
Ксюша стояла в дверях.
— Иди сюда! — извиняюще улыбнулся Казаков. — Кровать у тебя, как музыкальная шкатулка…
— Подожди, — сказала Ксюша, — давай так сделаем… Так лучше будет…
Она сдернула на пол ватный матрасец, поправила подушку и начала раздеваться.
Казаков вспотел от напряжения — еле стащил новые сапоги…
Ночью несколько раз Ксюша ласково обнимала его, но он не шевелился, лежал на спине, ровно, как будто спит, дышал…
Слышал, как ушел капитан.
Ксюша тяжело дышала во сне, вздрагивала ногой.
Утром Казаков удивленно выругался — капитан обменялся-таки шапками…
Боевые стрельбы назначили на пятницу.
Коротая время, слонялись по Среднебелой, сидели в станционном буфете. Пили алжирское вино, железные бочки с ним загромождали половину помещения. Чтоб не выскакивать взад-вперед из-за стола, вино покупали кружками, сразу по несколько на каждого. Продавщица притворно удивлялась:
— Все видела, но чтоб вино пить пивными кружками!..
Всех поразил Казаков, он закусывал кусками холодного говяжьего жира негигиеничного цвета. Этот мясопродукт стоил очень дорого, и обеспокоенная возможными укорами буфетчица сочла необходимым примостить на витрине написанное карандашом объяснение: «Мясо говяжье в сортовом разрубе».
— Организм калории требует!.. — бурчал Казаков, оправдывая свой экстравагантный поступок…
В ожидании ночи томились.
Батов, сидя на кровати перед маленьким зеркалом и пьяно ругаясь, часами расчесывал свои красивые волосы. Пьяный Янич кричал в телефон:
— Ты мне дай «Поднос»! Это Киевский округ!
На коммутаторе, видимо, хихикали…
На стрельбы двинулись утром.
Ехали долго, в кузове было холодно. Одинокий миномет высоко подпрыгивал на ухабах, казалось чудом, как он не отрывается от «Урала»…
Шестеро солдат неторопливо привели миномет в боевое положение. Незнакомый майор заглядывал в буссоль, кричал команды. Чудовищно замерзшие в сапогах лейтенанты толпились поодаль.
— Наблюдайте разрыв! — кричал майор. — Огонь! Вводим поправку!
Солдаты, заткнув уши, приседали. Огонь и грохот. В ясном воздухе некоторое время была видна быстроудаляющаяся в высоту точка — пудовая мина. Вдали, над землей, появлялось облачко — разрыв.
— Огонь! — кричал майор. — Большая вилка!
Сделали шесть выстрелов.
Майор подошел к группе.
— И дальше в том же духе, — улыбаясь, сказал он. — Нам выделили только шесть мин, боеприпасы беречь надо! Вернетесь в часть, настреляетесь еще, разберетесь, что к чему. По машинам!
Было нестерпимо холодно. Лейтенанты съежились в кузове, молча дрожали. Подняли воротники, засунули руки в рукава, опустил шапки.
— Комедия… — повторял Коровин. — На хера мне такие стрельбы! Комедия…
Виктор Некрасов (1911–1987) ещё при жизни стал легендарной фигурой. Фронтовик, автор повести «В окопах Сталинграда», обруганной официальными критиками; в конце сороковых был удостоен Сталинской премии; в семидесятых – исключен из партии с полным запретом издаваться, покинул страну и последние годы прожил в Париже – там, где провёл своё раннее детство…Боевой офицер, замечательный писатель, дворянин, преданный друг, гуляка, мушкетёр, наконец, просто свободный человек; «его шарм стал притчей во языцех, а добропорядочность вошла в поговорку» – именно такой портрет Виктора Некрасова рисует в своей книге Виктор Кондырев, пасынок писателя, очень близкий ему человек.
Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
ДРУГОЕ ДЕТСТВО — роман о гомосексуальном подростке, взрослеющем в условиях непонимания близких, одиночества и невозможности поделиться с кем бы то ни было своими переживаниями. Мы наблюдаем за формированием его характера, начиная с восьмилетнего возраста и заканчивая выпускным классом. Трудности взаимоотношений с матерью и друзьями, первая любовь — обычные подростковые проблемы осложняются его непохожестью на других. Ему придется многим пожертвовать, прежде чем получится вырваться из узкого ленинградского социума к другой жизни, в которой есть надежда на понимание.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Рассказ был написан для сборника «1865, 2015. 150 Jahre Wiener Ringstraße. Dreizehn Betrachtungen», подготовленного издательством Metroverlag.
Проза Ильи Крупника почти не печаталась во второй половине XX века: писатель попал в так называемый «черный список». «Почти реалистические» сочинения Крупника внутренне сродни неореализму Феллини и параллельным пространствам картин Шагала, где зрительная (сюр)реальность обнажает вневременные, вечные темы жизни: противостояние доброты и жестокости, крах привычного порядка, загадка творчества, обрушение индивидуального мира, великая сила искренних чувств — то есть то, что волнует читателей нового XXI века.