Сапфировый перстень - [6]

— Сказано было — о том забота не твоя, тощий хорь! — Глаза Конана холодно сверкнули, еще раз заставив Ловкача вспомнить о волчонке. — А плащ и вправду постели, только свой. Сгодится трупы заворачивать!

И с этими словами он решительно направился к массивным, из толстых кедровых досок, богато изукрашенным резьбой дверям. Замориец еще раз подивился, что почти не слышит его шагов.

«Такой большой и тяжелый, а ступает легко, как вендийская танцовщица!» Еще облик и повадки юноши напомнили Ши Шеламу хищного зверя, неслышно подбирающегося к своей жертве, — но вот какого зверя, Ловкач пока толком не уяснил.

Тем временем на стук молодого варвара двери растворились, шум гулянки вырвался наружу. Конан вошел, закрыл дверь; затем прошло немного времени, и голоса внутри внезапно стихли. Ловкач на всякий случай отступил еще дальше от входа и спрятался за деревом, куда не достигал свет фонаря. Вскоре шум возобновился, но звуки его были уже совсем иными, поскольку к человеческим голосам прибавился какой-то звон, возня и глухие удары — будто кто-то в «Улыбке» затеял выбивать ковры.

Внезапно тяжелые дверные створки разлетелись вдребезги, и наружу выпал какой-то бесформенный предмет, похожий на мешок тряпья. Ши Шелам с изумлением узнал в нем почтенного Калоя. Охая, купец попытался приподняться, но сделать ему этого не удалось, ибо, с таким же воем и такой же скоростью, из разбитых дверей один за другим начали вылетать его собутыльники. Казалось, дверь эта была пастью огромного чудища, и теперь оно выплевывало приятелей Калоя одного за другим.

— Бел, заступник! — в изумлении прошептал Ши Шелам.

Впервые он был свидетелем такого потрясающего зрелища — а уж он-то повидал всякого! И теперь, пока Ловкач, затаившись в тени дерева, с восхищением любовался, как росла перед входом в «Улыбку» груда тел, в его хитроумной голове закружились всякие мысли. Если быть точным, целых три! Во-первых, он понял, что напрасно ошивался здесь целый вечер — разговор с Калоем сегодня вряд ли состоится; во-вторых, он искренне сознался в ошибке — не плащ стоило подстелить на крыльце, а. ковер, да побольше; и в-третьих — это самое главное! — Ловкач теперь уяснил, что за зверь появился в Шадизаре.

Не волчонок — тигр!

* * *

Чем больше спишь, тем меньше возможностей сделать какую-нибудь глупость. Слава Подателю Жизни, сон у киммерийца был крепким и здоровым. Он проспал бы и больше, но его разбудили воробьи.

Их чириканье было звонким и громким; казалось, они прыгают и дерутся прямо внутри его черепа. Конан спустил ноги на прохладный земляной пол и с трудом принялся вспоминать, что же произошло вчера вечером. События медленно всплывали у него в голове, но полной ясности эти картины еще не обрели. Видимо, вино, которым потчевали в таверне, оказалось слишком крепким для его ослабленного долгой дорогой тела, а может быть, и это скорее было похоже на истину, терпкого шадизарского напитка выпили слишком много.

— Кром, пирушка была что надо! — Киммериец с наслаждением потянулся, словно большой кот. Мысли начинали обретать четкость, тело требовало движения. После хорошего крепкого сна он почувствовал знакомый прилив сил и желание сжевать парочку поросячьих ножек либо такой же кусок баранины, который он проглотил вчера за ужином.

Окончание вчерашнего вечера — в отличие от его начала — прошло спокойно. Разгром, который он учинил в веселом доме «Улыбка Иштар», наделал большого шума. Выбросив пару заносчивых привратников и заодно всех попавшихся под руку посетителей, Конан, не на шутку разъярившись неласковой встречей, собирался в клочья разнести это заведение. Хозяин, пару мгновений назад надменно приказавший своим прислужникам выбросить нахала на улицу, сразу понял свою ошибку и униженно молил о пощаде. От окончательного краха заведение спасло присутствие напугавшихся до смерти и плачущих женщин, их стенания и слезы подействовали на варвара; к тому же в «Улыбке» появился его новый знакомый Ши Шелам, которому удалось уговорить Конана покинуть сей прелестный уголок и отправиться в более спокойное и чистое место.

Варвар превратил помещение, где происходило пиршество местных грабителей и купцов, в нечто похожее на городскую свалку: всюду валялись обломки мебели вперемешку с раздавленными фруктами и осколками того, что еще совсем недавно было фарфоровыми вазами, смятые серебряные кубки, стены пятнали потеки вина и того, что совсем недавно было изысканными кушаньями, — в общем, для приличной трапезы этот зал уже явно не годился. Это как раз и объяснял киммерийцу Ловкач в перерывах между тем, как очередной предмет, пущенный мощной рукой, разлетался вдребезги, ударившись о стену. Шеламу наконец удалось завладеть вниманием буйного юноши, и, немного успокоившись, тот согласился с новым приятелем. Таверна Абулетеса, хотя и не выглядела столь шикарно, как этот веселый дом до прихода Конана, но зато была куда более подходящей для того, чтобы спокойно поужинать. И действительно, там он наконец получил столько еды и вина, сколько желала его душа.

— Что, проснулся наконец бычий загривок? Я уж думал, до вечера продрыхнешь. — С этими словами, отодвинув занавеску, из-за которой брызнул сноп яркого солнечного света, в комнату вошел Ловкач, сопровождаемый невероятно ароматным и ни с чем не сравнимым запахом свежеиспеченных лепешек.