Сапфировая скрижаль - [7]

— Фердинанд здесь? В Толедо? Я не ждала его раньше конца недели. По последним сведениям, он вел сражение в окрестностях Лохи. — Она внезапно сменила тон: — Я тебя оставлю… Увидимся позже. — И удалилась быстрым нервным шагом.

ГЛАВА 2

3 февраля 1487 года

Самуэль, друг мой, шалом леха. В Толедо идет дождь, и, не знаю почему, это тяжелое небо, висящее над Тахо, напоминает мне брюхо огромной беременной мавританки.

Прости меня за дрожащий почерк и огрехи в этом письме. Когда я пишу это письмо, рука моя, некогда твердая и уверенная, мне изменяет, и глаза мои, уставшие от слишком многих бессонных ночей, затуманиваются вопреки моей воле. Дело в том, что за последние месяцы я измарал столько страниц, написал и стер столько слов…

С момента твоего отъезда произошло много всего. За пять лет? Десять? Не важно. Когда достигаешь нашего преклонного возраста и воспоминания покрыты морщинами, не очень обращаешь внимание на утекшее время. Ведь единственное, что важно, — это грядущие времена, не так ли? Что до меня, то никогда еще это изречение не казалось мне столь верным. И причина тому проста: я скоро умру.

Не вздрагивай, друг мой Самуэль. Позволь себе ностальгию, но не грусть. Если она и придет, то, что я намерен поведать тебе, вызовет у тебя такие сильные чувства, такие могучие, что мое исчезновение вдруг покажется тебе чем-то совершенно не важным.

Не знай я, что ты за человек, не знай о силе наших уз, о единстве мыслей, не подозревай о том уважении, которое ты ко мне всегда питал, почтении — да-да, почтении, — неоднократно проявленном тобой в отношении меня, я бы никогда не осмелился доверить тебе это послание. Никаких сомнений, что любой другой, кроме тебя, узнав о том, что я изложу ниже, наверняка счел бы это бредом старого сумасшедшего. А ты — я точно знаю — так не подумаешь. Я помню, что твоя вера в меня напоминала Вади-эль-Кебир, великую реку. Полноводную, неизменную. Я убежден, что ни возраст, ни разлука не уменьшили ее.

Конечно, я отдаю себе отчет в том горе, точнее, разочаровании, которое ты испытал в то осеннее утро, когда я решил отринуть веру Авраама и принять религию Назарея, присоединившись таким образом к стаду свиней. Тех из них, что живут здесь, называют марранами.

Каждое существо по-разному реагирует на испытанные потрясения.

Ты выбрал солнце Гранады, я — тень Распятого. Многие наши братья поступили так же. Почему? Почему здесь, в Испании, так много людей предпочли обращение в христианство, тогда как всюду в других местах и во все времена наш народ предпочитал изгнание, а иногда и смерть, отречению?

У меня есть ответ. Возможно, ты его не примешь, но я тебе его дам. Преследование иберийских евреев восходит к стародавним временам, когда на Полуострове безраздельно властвовали короли визиготов. С тех пор это преследование продолжалось и усиливалось.

Видишь ли, Самуэль, друг мой, наступает в жизни преследуемого человека момент, когда способность к сопротивлению его покидает. Когда сильно раздувают пламя, то первые слабые отблески затем разрастаются и освещают ночь.

Что до меня, то знай: я вскоре расплачусь за свое отступничество. Но действительно ли это было отступничество, если все эти годы, когда я вставал на колени в церквях, в глубине моей души голос кричал «Ш'ма Исраэль, Адонаи Элохену, Адонаи Эхад». Слушай, Израиль, Бог — Всесильный наш, Бог Один!

Как бы то ни было, эта дискуссия больше не имеет значения. Не знаю даже, зачем я вообще коснулся этой темы, очень далекой от темы этого письма.

А теперь я жду от тебя, чтобы ты подготовил твой разум, дабы он стал острым, предвкушая то, о чем я сейчас поведаю.

То, что я намерен сообщить тебе, — самая поразительная, самая чудесная из всех тайн.

Освободи дух свой от всех предубеждений.

Впитай каждую мою фразу.

Пусть ни исчезающий аромат жасмина, ни пение муэдзинов, ни болтовня пришедших за водой женщин в чадрах — ничто из земных вещей не отвлекает тебя от чтения.

Это история одной скрижали.

Скрижали, появившейся на заре времен, намного позже изначального хаоса, намного позже того, как было произнесено первое слово «брейшит». Это произошло во времена Адама и Хавы.

Это история одной скрижали.

Скрижали, о которой не упоминается ни в одной из трех священных книг: ни в Торе, ни в Библии, ни в Коране. Ни одна сура, ни одна молитва не упоминает о ней.

Прежде чем продолжить, я должен уточнить, что использую слово «скрижаль» лишь для удобства. Потому что на самом деле речь идет о табличке.

Табличке, что любопытно, сделанной из сапфира. Размером она примерно локоть с половиной в длину и локоть в ширину.

Все началось с Первородного греха, изгнания из Эдема, зависти Каина и, наконец, деяния чудовищного, необратимого: первого убийства. Так как наверняка именно после братоубийства понял Всесильный хрупкость созданий своих. И встал тогда перед ним выбор: либо навеки уничтожить свое творение, или поддерживать на протяжении всего развития, подсказывая правильный путь. В бесконечном милосердии своем он избрал — кто бы сомневался — второе.

И представил тогда Всесильный скрижаль. Скрижаль, которой он будет Автором. Священное творение, в котором будут даны — в угодный ему век, день и час — ответы на главные вопросы, что задают себе люди. И тогда люди смогут обрести свет во времена тьмы, утешение в моменты сомнений, мудрость, когда кругом царить глупость, истину, когда всюду главенствует ложь.