Сапфир и золото - [67]

— Тебе будет больно!

— Выдерни стрелу, — повторил Дракон, — иначе я не смогу залечить рану.

Менестрель шмыгнул носом, собрался с духом и попытки с третьей выдернул стрелу из плеча Дракона. Тот не издал ни звука, но заметно побледнел. Из раны хлынула чёрная кровь. Голденхарт попытался было зажать рану, но Эмбер отвёл его руки и позволил крови течь. Нужно было дождаться, когда кровь очистится от скверны, потом уже накладывать чары. Вскоре кровь просветлела, тогда Дракон прижал ненадолго к ране ладонь, а когда отвёл — остался лишь беловатый шрам, рана исчезла. Сил у него это отняло порядком, так что он рассудил:

— Отдохнём немного, а уж после в путь отправимся.

Только сейчас Дракон осознал, как измотан: ведь он пролетел полсвета всего за несколько часов, подгоняемый яростью! В другой раз добирался бы неделю. Да и обратный путь, видимо, будет неблизкий, с прежней скоростью не получится лететь, да и нельзя: менестрель не выдержит.

Обратный путь занял у них три недели.

По возвращении Дракону ещё несколько месяцев недужилось. В драконьем обличье он зарылся в золото сокровищницы и отсыпался, восстанавливая силы после изнурительного полёта и после ранения. Но потом драконья натура взяла своё, силы вернулись, и Эмбервинг выздоровел.

Жизнь в башне потекла своим чередом, и никто более не осмеливался оспорить у Дракона его сокровище.

Что же до короля Айрена, то, вернувшись домой, он узнал, что у него родилась шестая дочка! Король сокрушённо покачал головой и решил: в следующий раз будет просить, чтобы Флёргана родила ему ещё одну дочь, и уж тогда вздорная королева — ему наперекор! — непременно родит наследника.

Беглый принц Тридевятого королевства

Кудреватый юноша весело прыгал через ступеньки дворцовой лестницы, иронично кланялся встреченным придворным и крутил головой, заглядывая пытливым взором в потаённые уголки коридоров, известные только ему самому и тому, кого он искал. Паж Рэдвальд искал «потерявшегося» принца Голденхарта.

— Немедленно его отыщи! — приказал пажу король-отец, обнаруживший, что младший сын манкировал высочайшее повеление и на обед в королевскую трапезную не явился. — Мы желаем сообщить ему важную новость.

Паж поклонился, обронив, впрочем, что поиски могут занять пропасть времени, поскольку он даже не представляет, где принц может быть. Кронпринц Айрен при этих словах фыркнул себе под нос. Ну конечно, не имеет не малейшего представления! Младший брат и этот паж были, невзирая на придворный этикет, закадычными друзьями с самого детства, ещё с тех времён, когда Рэдвальд был мальчиком для битья, и весьма сомнительно, чтобы один не знал, где другой.

— А не следует ли поискать принца в королевском саду? — предложил кронпринц пажу напоследок и улыбнулся со значением.

Паж ничуть не смутился, раскланялся вторично, как паяц на ниточках, — ни капельки уважения в этом поклоне не было! Разумеется, Рэдвальд знал, что ни в каком королевском саду принца Голденхарта нет и быть не может: сад кишел расфуфыренными придворными, а любивший уединение принц вряд ли избрал бы убежищем место прогулок столь кичливой компании.

— Мой сын — сплошная головная боль! — пожаловался сам себе король-отец, когда паж отправился восвояси.

Голденхарт не проявлял никакого интереса к делам королевства, ссылаясь на то, что он всего лишь младший принц (наследником был Айрен, старший сын короля), и прилюдно объявил, что хочет стать менестрелем. Он всюду таскал с собой золотую лютню, которую отыскал в сокровищнице, пытался сочинять баллады и петь их. Бесспорно, талант у него был, но не пристало королевскому сыну балаганить! Король-отец категорически запретил сыну даже думать о подобном, но Голденхарт его наказам не внял. Тогда король-отец распорядился отнять у сына лютню, но тот — не без помощи верного Рэдвальда — так её запрятал, что замок перевернули вверх дном на три раза, а лютню так и не нашли. Король-отец пробовал и запирать сына в королевской опочивальне под присмотром строгих наставников, которые должны были вдалбливать в голову принца королевские уставы и эдикты, предварительно отобрав у юноши перья и пергамент, чтобы он не измарал их стишками, но кто мог запретить Голденхарту сочинять баллады мысленно?

При каждой встрече отец с сыном ссорились. Однажды, когда принц Голденхарт в очередной раз парировал умозаключения отца, что Талиесин, известный менестрель, стал королём и был в чести даже у эльфов, но это не мешало ему оставаться менестрелем, король-отец вспылил:

— Вот когда у тебя будет лютня этого твоего Талиесина, тогда и будешь волен делать что хочешь, а пока изволь слушаться!

Красивое лицо принца залила краска.

— А я возьму и разыщу лютню Талиесина, — объявил он отцу.

Король-отец хмыкнул и ехидно пообещал, что тогда отпустит принца на все четыре стороны, хоть с бродячими артистами. Талиесина считали всего лишь всего лишь выдумкой бардов, а стало быть, и лютни такой не существовало. К тому же Голденхарту было запрещено покидать замок, так что на поиски он никак не мог отправиться.

Плохо же король-отец знал своего сына!

Как раз тогда, когда его ожидали в королевской трапезной, принц Голденхарт, забравшись на чердак отдалённой башни, планировал побег. Он уже припас сухарей на дорогу, стащил из сокровищницы кошель с золотыми монетами, раздобыл походное платье и теперь выжидал удобного момента, чтобы покинуть королевство навсегда.