Сапфир и золото - [21]

Менестрель приостановился, посмотрел на возвышавшуюся над ним башню.

— «Год пути до королевства да ещё год обратно», — пробормотал он себе под нос. — Далече же ты, господин дракон, залетел за судьбой!

Но унывать долго юноша не умел, так что решил: если принцесса имя Дракону придумала, а тот его позабыл или потерял, то он, менестрель, имя Драконово владельцу вернёт.

«Уж я-то не отступлюсь, — подумал он, исполненный решимости, — да и за мной войско не станут посылать, коли я тут решу навсегда остаться!»

Он улыбнулся своим мыслям, и улыбка его была что луч солнечный.

Имя дракона

Собирался в дорогу менестрель недолго, да долго собирался сказать Дракону об этом. Сунуть в мешок лютню да сухарей на дорогу да отыскать в библиотеке карту до Северного королевства (а что-то подсказывало юноше, что такая карта непременно должна найтись) — вот и все сборы. А вот прийти к Дракону и сказать… Тут ещё и подумать надо, что сказать! Не скажешь же, что имя возвращать отправился? А поди придумай достойную причину! Разгневается Дракон, что отплатили ему за гостеприимство такой чёрной неблагодарностью, чего доброго ещё и драконьи обычаи вспомнит, а всем известно, чем обращение к драконьим обычаям грозит: съест! Так-то Дракон уверял, что людей не трогает, но кто его знает, на что может толкнуть дракона гнев! Потому и медлил с этим разговором менестрель.

Карта в библиотеке и точно отыскалась: старинная, в углах подкопчённая огнём, будто её в очаг кидали или, что вероятнее, драконьим пламенем обдали. Менестрель карту наизусть затвердил, на случай если потеряет или украдут: дороги в других королевствах опасные, а по городам — проходимцев полно. Северное королевство, или Нордь, нашлось в самом углу карты, в левом верхнем, а Серая Башня — та была ближе к центру, и при взгляде на карту менестрелю даже подумалось, что не так-то и далеко до Норди: ладонь приложи, так указательный палец в неё и упрётся. Но кто по дорогам бродил, тот знает, что обманчивы карты: на пергаменте — два вершка, а пешим-то и за год не управишься!

И вот менестрель выбрал день, собрал дорожный мешок, переоделся в старое платье, которое прятал от Дракона под кроватью, чтобы тот его ненароком не выкинул, сунул карту за пазуху и — пошёл вниз, виниться.

Дракон читал в трапезной. Книгу держал только для вида, а сам всё больше размышлял. О разном размышлял: о надвигающейся весне, тревожащей ноздри первыми соцветиями на яблоневых ветках, всё ещё свежими, но уже ласковыми ветерками, и о том, что надо бы развести известь да выбелить стены по лестнице, а может, и потолки заодно, поскольку за зиму те закоптились. И о менестреле тоже думал.

С того дня Дракон до юноши и пальцем не дотронулся, — оба притворялись, что ничего не было, — но не думать о том уже не мог. И может, вот-вот уже бы и нашёлся верный ответ, готов уже был застучать в виске иголочкой откровения: забыто давно прошлое, давнее некуда, и дело-то вовсе не в том, что похожи они как две капли воды, а если бы и не были похожи, то всё равно бы случилось… Но тут к Дракону спустился менестрель.

Взглянув на него, Дракон сразу же понял что к чему. Вид у менестреля был смущённый, виноватый даже, а походное платье и дорожный мешок, который юноша волочил за собой, только утвердили Дракона в мысли, что невмоготу менестрелю тут оставаться и — по его, Дракона, вине! Дракон шагнул к нему, перехватил мешок сильной рукой.

— Собрался куда, господин менестрель? — суровее, чем сам от себя ожидал, спросил Дракон (сурово — чтобы скрыть собственное волнение) и вытряхнул содержимое мешка на столешницу.

— Засиделся я в башне, господин дракон, — как можно беззаботнее ответил менестрель. — Вот думаю пойти побродить по королевствам, послушать да поглядеть, что где деется, какие нынче песни поют, послушать да потом, как обратно вернусь, тебе их спеть.

— И когда обратно вернёшься? — недоверчиво спросил Дракон, но всё же оговорка менестреля мёдом капнула на его закостеневшее тревожными мыслями сердце.

— К весне через весну, — выдал юноша заготовленный заранее ответ.

— Гм… гм… — отозвался мужчина, раздумывая.

Не пусти, запри в башне — так сбежит или осердится. Да и кто он, Дракон, такой, чтобы менестрелю указывать? И Дракон решил юноше поверить, но подстраховаться на всякий случай: сложил пожитки менестреля обратно в мешок, туда же отправил два каравая хлеба и мешочек с монетами, а лютню — забрал. Дракон рассудил так: уж за ней-то менестрель непременно вернётся, поскольку инструмент ему по сердцу пришёлся. А что Дракон слово нарушил и подарок отобрал — так Дракон своему слову сам хозяин: захотел — дал, захотел — забрал.

— Посторожу для тебя, — рассудительно сказал Дракон, припрятывая лютню, — не ровён час опять отберут разбойники, жалко будет.

Менестрель, обрадованный, что Дракон ему идти не запрещает да и особо ни о чём не расспрашивает, охотливо согласился оставить лютню в башне. На том и распрощались.

Провожать менестреля Дракон не вышел, да оно и к лучшему: так-то уходить юноше вовсе не хотелось, а позови Дракон остаться — поди, и дал бы слабину.

Дракон же пребывал в некоторой растерянности, а потом — запоздало! — сожалел, что менестреля не вернул, и сколько раз порывался лететь его искать… Да где сыщешь! Оставалось только надеяться и ждать, а в ожидании время тянулось ох как долго!