Саня - [9]

– Да, но занятия как же? Не закрывать же школу на неделю.

– Думала я и об этом, да не знаю, согласишься ли ты, – Настасья Павловна с минуту помолчала. – Кабинет у тебя просторный… может, временно отдашь под класс?

– Тетя Настя, да ты у нас настоящий министр! – Саня встала и быстро поцеловала Настасью Павловну. – Я побежала! – сказала она, направляясь к двери.

– Да куда ты? Не успеешь, что ли? Картошки хоть поешь, господи!

– Потом, потом! – Саня хлопнула дверью и вышла на улицу.

Единственная классная комната станционной школы помещалась в одном из бараков. Всего в школе училось человек пятнадцать, большей частью дети ремонтников дороги, живущих в полверсте от станции. Там жила и учительница Касаткинской школы, пожилая одинокая женщина. Саня вспомнила, как учительница, теребя концы своего простенького темного платка, сетовала не раз и на щели в полу, в которые дует, и на разбитые окна, и на печь.

Сане и самой мозолила глаза эта нелепая печь посередине класса, оставшаяся от разобранной под школу квартиры. И вот теперь она с затаенной надеждой шла к Кузьмичу. Что-то ей готовит первая попытка? Посмеется, поди, да еще чего доброго из избы попросит. Ах, попытка не пытка! А если он согласится? Ведь это ж не только ремонт – тут мостик к душе человеческой перекинется. Эх, тетя Настя! Все-то ты понимаешь…

Саня подошла к калитке кузьмичевской избы, стоявшей на отшибе. Откуда-то сбоку из кукурузных зарослей рванулся ей наперерез черный лохматый кобель и злобно захрипел, завертелся волчком на цепи. Из сеней неторопливо вышел Кузьмич.

– Замолчь, неугомонный! – Он унял собаку и вопросительно уставился на начальницу.

– Я к вам, – сказала Саня и, словно извиняясь, добавила: – Потолковать на минуточку.

– Проходите в избу, – Кузьмин широким жестом показал на дверь и пошел вслед за Саней.

В избе было чисто, свежо и обдавало горьковатым, дурманящим запахом гераней, стоявших в черепушках на подоконниках. Возле двери на разостланной клеенке лущили кукурузные початки хозяйка и две девочки лет по десяти. К печке прислонился небольшой стоячок, обшитый брезентом, возле которого валялись кожаные лоскутья, деревянные колодки, распоротые ботинки.

Только теперь Саня заметила, что Кузьмич был в фартуке. Он поставил для Сани табуретку к столу, снял фартук и, глянув на свои руки, исполосованные дратвой, с небрежной усмешкой заметил:

– Сапожничаем помаленьку.

– Говорят, вы на все руки от скуки, – вспомнила Саня фразу Настасьи Павловны.

Заметно польщенный Кузьмич поспешил отвести похвалу:

– Да какой уж там на все руки! Так, стараемся по малости. Ведь оно известное дело – хозяйство. – Он присел на край скамьи напротив Сани.

– Да, хозяйство… Я вот каждый раз прохожу мимо нашей школы, и прямо сердце болит: зима подходит, а там все в дырах и печь дымит да еще стоит посредине класса.

– Да, да, посередь, – участливо закивал головой Кузьмич.

– Не говори уж, милая, – отозвалась с полу хозяйка, – всю прошлую зиму мерзли там ребятишки. И ноне, видать, не слаще будет.

– Лето упустили, а теперь с ремонтом туда не сунешься, – словно оправдывался перед женой Кузьмич. – Не закрывать же школу.

– Зачем закрывать? Выход есть, – заметила Саня. – Я решила на время ремонта отдать под школу свой кабинет.

Кузьмич быстро вскинул на Саню свои рыжеватые быстрые глазки:

– А ну-ка да кто из начальства приедет? Куда их девать? Не заругаются?

– Может, и заругаются. Но что же делать? Иного выхода нет, – покорно ответила Саня.

– Правда, правда, – отозвалась с полу хозяйка.

Кузьмин крякнул и подвинул скамью ближе к Сане.

– Вот я и решила попросить вас, Петр Иванович, может, вы согласитесь печь переложить?

– Отчего ж не согласиться? – поспешно отозвалась хозяйка, размахивая початком. – И печь переложит, и дырки позабивает. Все сделает.

– Дело нехитрое, – разводя руками, сказал Кузьмин.

– Только тут помеха одна, – осторожно и опасливо подходила Саня к денежному вопросу. – Понимаете, на ремонтном счету у нас пока ни копейки. – Она резко подалась к Кузьмину и горячо заговорила: – Но я сделаю все возможное, чтобы потом оплатить вам.

– Ничего, ничего, – предупредительно встретил ее заверения Кузьмин. – Тут дело общественное. Куда ж от него податься? Будут деньги – хорошо, а нет – не беда.

– Спасибо вам, спасибо! – Саня протянула ему руку.

– Да у меня и руки-то в вару, – смутился Кузьмин и вдруг крякнул: – Мать, ну-ка самоварчик! Чайку с вареньем…

Хозяйка неожиданно легко подняла свое большое тело и с готовностью уставилась на Саню.

– Нет, нет, спасибо! Потом, в другой раз… – Саня вышла от Кузьмина с легким сердцем и домой летела, не чуя под собой ног.

– Тетя Настя, победа! – закричала она, ворвавшись к себе, и, обняв Настасью Павловну, закружила ее.

– Да стой! Ну тебя к лешему, – отбивалась Настасья Павловна.

– Это маленькое начало, тетя Настя, – говорила Саня, успокоившись. – Эй, теперь бы осветить станцию, радио провести!.. А там и до вокзала бы добраться…

На следующий день, во время рапорта, в «постанционку», как запросто назывался железнодорожный телефон, подключился сам Копаев, начальник дороги.

– Ну как вы там, освоились? – раздался его знакомый басок.