Сантрелья - [86]

— Да, просто он очень утомился за день и уснул, — ответил врач.

— Пойдемте, помолимся за его выздоровление, — не то предложил, не то приказал падре Эстебан. — Сакромонт, я полагаю, и тебе следует присоединиться к нам.

— Я бы с удовольствием, святой отец, но я должен навестить еще нашего второго больного, — предупредил Святогор.

— Пять минут доброй христианской молитвы не повредят ни одному пациенту, — назидательно улыбнулся священник и резко повернулся ко мне:

— Элена! Следуй за мной!

Я почувствовала непреодолимое желание встать по стойке "смирно", но сдержалась и побрела за покидавшими покои больного членами семьи сеньора. Замыкал шествие Святогор, его уверенные шаги за моей спиной вселяли в меня бодрость и не давали мне упасть духом.

Глава двадцать девятая РЕВНОСТЬ

Добро и зло заключено в привычках и желаньях,

Вражда и дружба сотни раз меняются местами,

И это ведает любой, вкусивший горечь знанья,

Проникший в истинную суть того, что будет с нами.

Абу-ль-Атахия

На богослужении мы со Святогором разместились у стены, не смея смущать праведное семейство. Беренгария метнула в мою сторону мрачный взор. Я сделала попытку улыбнуться ей, как ни в чем не бывало. Она покраснела и в ответ слегка растянула губы в подобии улыбки. Во время службы она беспокойно оглядывалась, переминалась с ноги на ногу — что-то сильно тревожило ее. Я же отдыхала душой, ощущая рядом благотворную энергию Святогора, отдыхала и телом после тяжелого дня под монотонный, но красивый молебен, звучавший в хорошем исполнении падре Эстебана. Пожалуй, я действительно почувствовала в эти минуты единение с Всевышним и высокий полет души и помыслов. Я благоговейно впитывала любовь и милость, посылаемую Господом, и трепетала, вбирая всеми клеточками любовь земную, исходившую от Святогора.

После богослужения Святогор отправился проведать Габриэля, а я побрела одна в покои больного священника. Но я немного заплутала в лабиринтах второго этажа, вернулась и хотела пройти через улицу, чтобы заодно прогуляться, шагнула на винтовую лестницу и пролетом ниже услышала голоса. Я остановилась, понимая, что мне уже не удастся пройти этим путем, и решила переждать в надежде, что разговор на лестнице не затянется. То, что я невольно подслушала, повергло меня в ужас.

— Мне пора идти, девочка, твоему брату нужна еще моя помощь и твой уход, — говорил мужской голос.

— Не уходите, побудьте со мной. Мне необходимо сообщить вам что-то очень важное, — уговаривал женский голос.

— Я слушаю тебя, Беренгария, — вежливо сказал мужчина.

— Сакромонт, это касается вашей… ну, как ее?…наложницы, — голос замялся. — Я от всех скрыла из-за вас, и вы теперь — первый, кому я сообщаю об этом, просто с целью предостережения.

— И что же? — торопил Святогор.

— Она знакома с этим странным узником, — четко выговаривая слова, произнесла Беренгария. — Я видела, как она общалась с ним в камере. Теперь, когда несчастья обрушились на наш дом, я совершенно уверена, что причина наших бед в ней, и я поняла, что должна рассказать вам.

— Почему же именно мне?

— Потому что… вы живете с …ней. Я хочу предостеречь вас.

Последовала пауза. Затем тихий голос Святогора:

— Спасибо, Беренгария. Сейчас узник находится под постоянным моим присмотром. К тому же я даю ему снотворное, чтобы он не смог ничего предпринимать.

— Я про него и не говорю! — вскричала девушка. — Она-то на свободе. Все зло — в ней.

— Хорошо, — примирительно сказал Святогор. — А теперь я пойду.

— Нет, постойте! — отчаянный вопль, словно зов о помощи, прокатился по лестничным пролетам.

Мне стало жаль глупую, наивную девочку. Я не сердилась на нее. Ее действия отличались импульсивностью. Она не давала себе труда оценить свои поступки. Она любила и поступала так, как ей подсказывало сердце и желание. Прежде всего, она очерняла свою соперницу в глазах любимого. Она не задумывалась над тем, в каком свете подает самое себя. А жаль!

— Да! — откликнулся Святогор.

— Вы уедете завтра?

— Это не мне решать. Я на службе у твоего отца. Как дон Ордоньо прикажет, так я и поступлю.

— Я не хочу, не хочу, чтобы вы уезжали, вы слышите, не хочу! — как капризный ребенок кричала она. Я даже представила себе, как она топает ногами.

— Не уезжайте, — уже тише раздался ее всхлипывающий голос, после небольшой паузы. — Я не смогу без вас… Как же я буду ухаживать за братом?

Ага, все же здравый смысл не был чужд ей, и в нужную минуту она дала логическое объяснение своим капризам. Но она тут же все испортила:

— Я люблю вас. А вы … вы любите меня?

Молчание в ответ. Да-а, Святогор оказался в положении Онегина, но на сей раз я заняла сторону последнего, хотя всегда, вероятно, из чисто женской солидарности принимала сторону Татьяны.

— Я люблю тебя как дочь моего господина, как милую, добрую девочку, — ответил после паузы Святогор. — Мне тридцать пять лет. Я намного старше тебя и гожусь тебе в отцы. К тому же, я в вашем доме пленник, и думаю, твоему отцу бы не понравились наши отношения. Я не имею на это права.

Онегин с вечной отповедью! Мой добрый Святогор оказался не тоньше и не умнее пушкинского героя. Но я не ведаю, какие-такие слова мог бы найти тот или другой, чтобы тонко и тактично объяснить женщине, что он ее не любит. Вряд ли такие слова существуют вообще!