Сантрелья - [52]

Абдеррахман отсутствовал около пяти дней, и все это время я проводила с Беренгарией, точнее, — она со мной. В какой-то момент я поняла, что этой милой девушке не хватало общества в этом суровом замке, и я заменяла ей подругу. Мы подолгу гуляли по территории крепости. Она показала мне все хозяйственные постройки и часть помещений замка. Мы наслаждались пением птиц в райских садах, расположенных между крепостными стенами и зданием замка. Мы наблюдали за работами в огородах. Мы любовались цветами и даже помогали садовнику. И постоянно Беренгария усердно обучала меня своему языку. Я проявляла прилежание и скоро стала пытаться изъясниться в рамках простейших фраз. Несколько раз к нам присоединялся ее братец, с упоением рассказывавший о своих военных подвигах. Из вскользь оброненной фразы я выяснила, что в каком-то сражении Абдеррахман спас ему жизнь.

Пару раз мне казалось, что он ищет возможности остаться со мной наедине. Однажды он отпустил горничную, которая обычно вечером провожала меня в покои Абдеррахмана, чтобы я не заблудилась. Он сам отвел меня туда. Вел он себя вполне корректно, и я решила, что это разыгралось мое воображение, подстегнутое предупреждениями араба. Возможно, однако, что пыл молодого хозяина охладил появившийся на пороге грозный Сулейман. Я даже развеселилась, увидев свирепое лицо слуги. Он действительно кормил, поил и оберегал меня.

Правда, я теперь часто обедала с господами в зале. Там всегда меня заставляли петь, и я исполнила уже почти весь свой печальный репертуар, доводя не искушенную в русских песнях публику до слез восторга и умиления. Сама же я больше не позволяла себе «раскисать» и распускать «нюни», как я мысленно называла свое поведение в вечер моего знакомства с владельцами замка.

Дон Ордоньо на самом деле проявлял ко мне повышенный интерес и даже навещал меня раза три в покоях Абдеррахмана, где призывал Сулеймана к строгому отчету, все ли для меня удобно благоустроено. На большее, нежели отеческая забота, он не отважился. И мои наблюдения показали, что этот, несомненно, грозный в бою, грубоватый в отношениях с вассалами, сеньор в действительности находился под влиянием своей серьезной добропорядочной супруги, доньи Эрменехильды. Возможно, это-то и спасло меня от его домогательств.

С хозяевами я даже посещала теперь домовую церковь, где старалась молиться вместе с ними и следовать их обрядам, но держала наготове объяснения о том, что принадлежу к восточной церкви, в случае их подозрений.

Беренгария, считая, что я очень мало еще понимаю, порой поверяла мне какие-то самые сокровенные мысли. Я поняла, что родители разрешили ей общаться со мной, прежде всего, для того, чтобы я заговорила на их языке. Девочка поведала мне о своих любовных грезах: ей нравились, то один, то другой, вассалы отца. Но она небрежно бросила фразу о том, что они ей быстро надоели. Теперь же она с нетерпением ждет свою настоящую любовь, которую она ни с кем не перепутает.

Эти разговоры мы обычно вели за вышиванием, которым она постоянно и довольно успешно занималась. Нашлось все необходимое, чтобы и я смогла приобщиться к занятию знатных дам. Почти каждый день мы занимались пением. Она обучала меня своим незамысловатым, задорным песенкам, а потом просила меня петь на родном языке.

Конечно, такое общение отвлекало меня от мрачных мыслей. Оставаться одной было просто невыносимо — я сразу осознавала, что положение мое безвыходно, и мне предстоит прожить жизнь и погибнуть от тоски здесь, в совершенно чужом мире.

Беренгария будто угадывала, когда отчаяние начинало душить меня. Тогда она заговорщически призывала меня участвовать в каких-нибудь не совсем разрешенных предприятиях. Она называла их авантюрами. К их числу относилось, например, посещение крыши башни, откуда все окрестности замка, как на ладони, открывались нашему взору. Иногда мы выбегали за ворота замка, за пределы крепостной стены. Судя по тому, приятно щекотавшему нервы страху, который в эти минуты отражался в глазах девушки, ей категорически запрещалось покидать территорию замка. Поэтому мы старались остаться незамеченными, выбегая за ворота.

Родители, правда, всегда узнавали об этих вылазках, что свидетельствовало о хорошо отлаженном механизме слежки и доклада сеньору. Беренгарию наказывали, запрещая ей примерно до полудня следующего дня выходить на улицу. Но столь мягкое наказание не могло отвратить скучающую злоумышленницу от затеваемых и в дальнейшем проделок.

Однажды она пообещала мне невиданно острые ощущения. И об этой «авантюре» необходимо рассказать подробно.

Глава семнадцатая АВАНТЮРА

Кто б вынес столько скорбных перемен,

Измен судьбы?

Но в горестном горниле Мужайся, сердце!..…………………….

Гарсиласо де ла Вега

В тот вечер я опять обедала в зале при большом скоплении народа. Все очень веселились. И, как уже повелось, меня попросили спеть. За столом оказались новые для меня лица, которым, очевидно, уже поведали историю моего появления в замке и мой статус.

После моей песни подвыпивший кабальеро прямиком направился ко мне. Сначала он постарался галантно, насколько это у него получилось в его состоянии, предложить мне кубок. Я не стала отказываться, чтобы не рассердить его, и отхлебнула вина. Его почему-то это привело в несказанный восторг. Он воспринял это как жест благосклонности с моей стороны и, отбросив кубок, попытался заключить меня в объятия. Я потеряла контроль над собой и отвесила ему такую звонкую пощечину, что все сразу замолчали и обратили внимание на странную парочку: пьяного незадачливого кавалера, обиженно потирающего щеку, и наложницу какого-то мусульманина, посмевшую оскорбить знатного господина.