Санта–Барбара V. Книга 1 - [34]

Молодой человек с достоинством поклонился:

— Всегда к вашим услугам, мистер Тиммонс.

Окружной прокурор стал трясущимися руками разворачивать папку:

— А фотография, фотография есть? — нетерпеливо спросил он.

— Да, в конверте за документами.

— Благодарю, ты мне больше не нужен, — кивнул Тиммонс и, не дожидаясь, пока помощник уйдет, стал раскладывать документы на стойке бара:

— Так… — пробормотал он. — Что тут у нас есть? Газетные вырезки, так… Так… Протокол… Так… Очень хорошо. Фотография…

Вытащив из конверта снимок, окружной прокурор остолбенело уставился на него:

— Бог мой, — прошептал он, — бывает же такое…

Криво улыбаясь, Джина приблизилась к Мейсону:

— Ты уже собрался уходить? Может быть, задержишься ненадолго, или твоя ненаглядная Лили не может дождаться тебя?

Мейсон взглянул на часы:

— Нет, пожалуй, немного времени у меня еще есть. К тому же, мне не хотелось бы так быстро покидать тебя. Джина обрадованно улыбнулась:

— Неужели ты испытываешь ко мне какие‑то добрые чувства?

Мейсон неопределенно помахал рукой:

— Думаю, что тебе сейчас нужно мое участие. Судя по всему, ты находишься в таком же состоянии, в каком я был несколько недель назад.

Джина наморщила лоб:

— Что ты этим хочешь сказать?

Мейсон взглянул на нее:

— Тебе сейчас тоже нужно задуматься о душе. Я пришел к этому после того, как побывал на краю бездны.

— И что же ты там увидел? — добродушно, но не без ехидства спросила Джина.

Мейсон снова принялся расхаживать по номеру, витийствуя на душеспасительные темы:

— Пропасть физическая была не страшна мне. Куда страшнее пропасть души человеческой. Бездонный мрак, открывшийся моему взору, был столь ужасающ, что я мог найти спасение только в алкоголе. Если бы я не остановился вовремя, то сейчас моя семья, скорее всего, оплакивала бы тяжелую потерю.

Джина испуганно притихла.

— То, что мне довелось испытать, — продолжал Мейсон, — сделало из меня человека, не чувствительного к обычным человеческим эмоциям. Мне казалось, что я приблизился к Господу Богу, что я имел право судить. И все это только потому, что я пережил то, чего не пришлось пережить другим. — Он немного помолчал и утолил жажду апельсиновым соком. — Это был тяжелый период моей жизни, и я не желаю такого никому. Но, слава Всевышнему, все это осталось позади. А потом… Потом я встретил Лили Лайт. С тех пор моя жизнь изменилась. Я обнаружил в своей душе светлый участок и, открыв его учению Лили, посвятил себя служению высшим идеалам.

Джина наконец нашла в себе силы прервать этот пространный монолог:

— И долго эта Лили копалась в твоей душе? — лукаво улыбаясь, спросила она. — Судя по всему, светлый участок твоей души был так далеко, что своими силами тебе обнаружить его не удавалось.

Мейсон обратил на нее взгляд апостола:

— Ей пришлось приложить немало усилий, — смиренно ответил он. — Я хорошо помню, как это было. В ту ночь я ночевал в похожей комнате, — он обвел рукой вытертые стены номера Джины и, подойдя к окну, стал задумчиво барабанить пальцами по деревянной раме.

Джина долго не решалась напомнить Мейсону о своем существовании, но, видя, что пауза безнадежно затягивается, осторожно спросила:

— Какую ночь?

Мейсон еще некоторое время задумчиво смотрел на свое отражение в окне, а затем, удовлетворенно улыбнувшись, обернулся к Джине:

— Это была ночь, когда я бросил пить.

Джина невольно поежилась:

— Боже мой, какой ужас. Ты говоришь об этом так, как будто тебе пришлось отрубить себе правую руку.

Он мягко рассмеялся:

— Что ж, если тебя это так интересует, могу сказать, что это был довольно болезненный процесс. Кое в чем ты, Джина, права. Я тогда переночевал в мотеле. Там были точно такие же грязные стены, немытые окна, истертый ковер, — он машинально отмечал то, на что падал его взгляд. — Только в том номере не было даже лампы. Больше всего мне запомнился ковер. Половину ночи я стоял на нем на коленях.

Джина брезгливо поморщилась, взглянув на ковер под своими ногами:

— Позволь полюбопытствовать, а зачем ты это делал? — спросила она. — По–моему, для того, чтобы отказаться от выпивки, совершенно необязательно протирать коленями ковер. Мне кажется, что это можно было сделать гораздо менее эксцентричным способом.

Мейсон едва заметно усмехнулся:

— Я молил Лили о том, чтобы она дала мне выпить.

Джина в ужасе прикрыла рукой рот:

— О Боже, Мейсон, по–моему, для того, чтобы выпить, тебе совершенно необязательно было умолять об этом твою милочку Лили. Ты мог бы просто обратиться к хозяину мотеля, и он за десять долларов предложил бы тебе на выбор десять сортов виски.

Мейсон пропустил это замечание мимо ушей.

— Была ночь, — задумчиво продолжил он, — и мне было очень дурно. Я хотел выпить. Но Лили не дала мне ни капли.

Джина, пряча в уголках губ издевательскую ухмылку, медленно протянула:

— Да, твоя богиня оказалась изрядной садисткой. По–моему, ты совершенно напрасно связался с ней. Мейсон, что‑то я раньше не замечала за тобой тяги к извращенным наслаждениям. Или это опять Лили на тебя так повлияла?

Мейсон добродушно улыбнулся:

— Ну что ты, Джина, Лили совсем не такая. Просто доброта иногда подразумевает жестокость. Для того, чтобы наставить человека на путь истинный, иной раз требуется рука в железной перчатке.