Санта–Барбара V. Книга 1 - [36]

Джина потихоньку начала засыпать. К ее счастью, Мейсон расхаживал по комнате, не замечая этого. Единственное, чего она сейчас боялась — не всхрапнуть.

— Тогда из темного леса на заре времен, — продолжал Мейсон, — к нам неуклюже и легко выйдет удивительнейшее создание, и мы увидим впервые непомерно маленькую голову на слишком длинной и слишком толстой шее, словно химера на трубе, и гриву, подобную бороде, выросшей не там, где надо, крепкие ноги с цельным, а не с раздвоенным копытом. Существо это можно было бы назвать чудищем, ибо таких на свете больше нет, но главное здесь — в ином: если мы увидим его, как видели первые люди, мы лучше поймем, как трудно им было его объездить. Пусть оно не понравится нам, но поразит непременно; поразит и двуногий карлик, покоривший его. Вот так длинным кружным путем мы и вернемся к чуду о коне и человеке, и оно, если это возможно, станет еще чудеснее. Мы увидим святого Георгия, который еще отважнее, потому что скачет на драконе.

— Мейсон, — сонно отозвалась Джина, — ты закончил? Я, конечно, понимаю, что меня должно удивлять видение человека на лошади, но меня больше удивляет видение человека на новом «Феррари–Тесторосса», а не какой‑то там кобыле.

— Истина — в крайностях, — возразил Мейсон. — Хотя… Возможно, ты находишься сейчас ближе к ней. Истины нет в туманном промежутке усталости или привычки, лучше испугаться, чем не заметить.

— Мейсон, извини, отозвалась со своего места Джина, я забыла, о чем шла речь, к чему весь этот рассказ о лошади.

Мейсон кивнул:

— Да–да, напомню тебе: для того, чтобы человек обратился на путь истинный, вспомнил о вере, он должен сбросить бремя привычности. Мы, падшие люди, устаем, привыкая. Джина, возроди в себе способность удивляться и ты увидишь, как многое откроется для тебя, сколько радости и света вокруг.

Джина устало застонала:

— Мейсон, я просто умираю со скуки, — сказала она, мученически закатив глаза к потолку. — Только физическое воздействие разбудит мое сознание. Я не перестаю удивляться только одному чуду — тому чуду, которое происходит между мужчиной и женщиной. Тебе понятно, Мейсон?

Она многозначительно взглянула на него, а затем, протянув руку к столу, включила стоявший там небольшой радиоприемник.

Мягкая обволакивающая музыка заполнила комнату. Он скромно потупил глаза:

— О, Джина…

Приняв его смирение за колебания, Джина торопливо вскочила с дивана и направилась к нему:

— Ну, Мейсон, давай же, — соблазнительным голосом сказала она. — Ты мечтал познать меня полностью, а ведь старомодный секс и есть наиболее полный и наиболее простой способ достижения твоей мечты.

Она подошла к нему вплотную и заглянула в его проницательные темные глаза:

— Ну так что, Мейсон, чего же ты ждешь? Я здесь, я рядом с тобой, возьми меня…

Он едва заметно шевельнул губами:

— Прекрати.

Джина тут же фыркнула:

— Ты сам прекрати. Мейсон, это же я. Джина. Я знаю тебя, я знаю, что ты совсем не изменился, — оживленно заговорила она. — Ты хочешь убежать от самого себя, но ведь это невозможно. Не пытайся запереться в тонкой скорлупе из пустых слов. У тебя все равно ничего не выйдет, рано или поздно скорлупа лопнет, и ты окажешься в этом мире таким же, каким был прежде.

Он осуждающе покачал головой:

— Это не так.

Джина насмешливо поморщилась:

— Да нет же, Мейсон, так, все мы знаем, что так. Но, похоже, тебе нужно еще немного времени, чтобы вдоволь наиграться с новой игрушкой. Мейсон, ты пытаешься наступить на горло самому себе, а это еще никому не удавалось сделать. Посмотри, чем ты занимаешься — ты предлагаешь всем купить Бруклинский мост, у тебя есть на это свои причины, но я — не потенциальный покупатель.

Мейсон возразил Джине голосом, полным одновременно силы и мягкости:

— Я изменился. Как бы ни тяжело тебе было смириться с этим.

Джина разочарованно махнула рукой:

— Да, наверное, но не в лучшую сторону, — мгновенно впав в уныние, прокомментировала она.

Он прошелся по комнате, задумчиво потирая пальцами пустой стакан:

— Лучше, хуже — все это относительно. То, что для тебя кажется дурным, мне видится хорошим. Джина, тебе придется принять это.

Она еще раз, на всякий случай, попробовала подольститься к нему:

— А я мечтаю о прежнем Мейсоне. Помнишь, каким ты был раньше — полным сарказма, язвительного юмора и иронии по отношению к окружающему миру. Когда ты язвил, я чувствовала себя комфортнее.

Мейсон мягко рассмеялся:

— Для меня все это в прошлом. Познай же и ты доброту, — нравоучительно сказал он. — Ты хочешь встретиться с Лили?

Джина не выдержала и, нервно взмахнув рукой, воскликнула:

— Лили и Лили! Что ты в ней нашел? Что ты постоянно повторяешь ее имя? Можно подумать, что она чем‑то отличается от миллионов других женщин. Кто она такая?

Мейсон ничуть не смутился:

— Скоро и ты узнаешь ее. Сегодня в девять назначена встреча Лили Лайт с членами моей семьи. Приходи, и ты поймешь всю силу ее слов и убеждений.

Джина с деланной веселостью брякнула:

— Похоже, Лили — это ложка меда в бочке дегтя семейства Кэпвеллов.

Мейсон возразил:

— Не совсем.

Джина поморщилась:

— Ну хорошо, я зайду — любопытно взглянуть на твою новую звезду. Похоже, что она совсем ослепила тебя.