После душа он тщательно побрился и причесался. Лишь только после этого он принялся за наведение порядка в своем доме.
— Боже, неужели это все я выпил? — приговаривал Мейсон, запихивая пустые и разбитые бутылки в огромные мешки для мусора.
Когда за окнами забрезжил рассвет, дом Мейсона Кепвелла уже сиял чистотой. Еще несколько штрихов — и последние следы запустения исчезли. Мейсон подошел к большим напольным часам и вставил ключ. Пружина сухо захрустела, и мужчина качнул маятник.
— Вот так будет лучше, — сказал Мейсон, закрывая футляр часов.
Мужчина отошел на середину гостиной и осмотрелся.
— Что‑то, все‑таки, не в порядке, — проговорил он и тут же понял: не хватало портрета Мэри.
Мейсон, забеспокоившись, принялся рыться в письменном столе. Наконец, он нашел то, что искал: с цветного фотоснимка на него смотрела улыбающаяся Мэри. Он поднес портрет к губам и нежно поцеловал.
— Ты будешь всегда со мной, Мэри, — бормотал Мейсон, ставя портрет на каминную полку.
Он вновь принял душ и раздевшись, улегся на чистые простыни. Мейсон мгновенно уснул и странное дело, сон его был легким и радостным. Он видел себя и Мэри, слышал ее счастливый смех, слышал ее голос.
— Мейсон, я тебя люблю, я хочу, чтобы ты был счастлив. Я не хочу быть причиной твоих несчастий.
— Что ты, дорогая, — пытался возразить ей мужчина, — ты единственное, что у меня есть в жизни.
— Единственное, что у тебя было, — поправила его Мэри.
Потом они с Мэри внезапно очутились на берегу океана. Они скакали на лошадях вдоль самой кромки прибоя, и пена иногда касалась копыт лошадей. Брызги летели им на лица, и они вновь были счастливы, они вновь были вместе.
— Догоняй! — кричала Мэри, сжимая ногами бока белого жеребца.
И Мейсон, как ни старался, не мог настигнуть свою возлюбленную. Та медленно отдалялась от него.
— Подожди! Подожди! — кричал Мейсон, — я должен тебя догнать.
— Догоняй! — слышалось издалека.
— Я должен тебе сказать, что люблю тебя, Мэри! Но та, не оборачиваясь, скакала вперед.
— Я люблю только тебя одну и ты смысл моей жизни! — задыхаясь от встречного ветра кричал Мейсон.
Ветер относил его слова, и мужчина понимал, что женщина его не слышит, а ему так хотелось докричаться до ее сердца.
Мэри свернула за скалу, и Мейсон потерял ее из виду. Он скакал сломя голову, но когда его конь завернул за нависавшую над водой скалу, Мэри нигде не было. Следы обрывались у самой линии прибоя.
— Мэри! Мэри! — закричал Мейсон, привстав в стременах, но только гулкое эхо, отраженное скалами, ответило ему.
Он соскочил с коня и опрометью бросился к зарослям. Ветви хлестали его по лицу, царапали, ноги путались в траве. Мейсон цеплялся за корни деревьев и наконец, обессилев, упал. В бессильном изнеможении Мейсон закрыл глаза.
И вдруг он ощутил на своем лице теплые ладони. Прикосновения были нежными, и Мейсон по запаху понял, что это руки его возлюбленной, они пахли медом.
«Странно, — подумал мужчина, — почему ее руки пахнут медом?»
А пальцы перебирали ему волосы, гладили по щекам, и вот уже Мейсон слышал ее дыхание, глубокое и ровное.
— Я с тобой, Мейсон, я буду помогать тебе во всем, я всегда буду рядом, только не открывай сейчас глаза.
Ладонь легла ему на лоб.
— Только не открывай глаза, Мейсон, самое главное, ничего не бойся в этой жизни. Я всегда буду рядом с тобой, пусть ты и не будешь меня видеть. Я буду твоим ангелом–хранителем.
— Хорошо, Мэри, — шептал Мейсон, пытаясь коснуться ее рукой.
Но пальцы проваливались в пустоту, не находя опоры.
— Я здесь, — шептала Мэри.
И Мейсон тянул свою руку в другую сторону, но и там не было его возлюбленной.
— Где ты? — прошептал Мейсон.
— Я везде, — ответила ему Мэри, — я рядом с тобой, я в самом тебе, в твоей памяти, в твоей душе, в твоем сердце.
И тут Мейсон попытался поймать ее ладони, прижав их к своему лицу. И как ни странно, это ему удалось.
— Мэри, но ведь ты же тут, я ощущаю твои руки, — прошептал Мейсон и понял, что проснулся.
Его ладони были теплыми и влажными от слез.
Косые лучи солнца сквозь жалюзи пробивались в спальню. В раскрытое окно врывался утренний ветер.
Мейсон поднялся и поднял жалюзи. Его тут же окатило прохладным влажным воздухом, и он губами ощутил его солоноватый привкус. Но потом он догадался, что это его собственные слезы
Он стоял, прикрыв глаза, подставляя свое лицо жарким лучам солнца, пока слезы не высохли на его щеках. Силы возвращались к нему, он начинал верить в самого себя, понял, что способен еще бороться и побеждать.
Мейсон направился к телефону и решительно набрал номер Иден.
— Алло! — послышался сонный голос сестры. — Извини, если я тебя разбудил, это Мейсон.
— Да, я узнала тебя, с тобой все в порядке, Мейсон? Я уже начинала беспокоиться.
— Да, со мной все в полном порядке. Извини, если я вчера наговорил тебе гадостей. Знай, я люблю тебя, Иден, и если тебе будет нужна моя помощь, можешь на меня рассчитывать всегда, при любых обстоятельствах
— Мейсон, с тобой в самом деле все в порядке? — раздался в трубке удивленный голос Иден.
— Не бойся, я не пьян, я абсолютно трезв, трезв как никогда.
— Я рада за тебя, Мейсон, — прозвучал голос Иден, надеюсь, ты помнишь наш вчерашний разговор?