Санта–Барбара I. Книга 3 - [10]

По лицу Мейсона было видно как неприятно начинать ему разговор. Но ничего не оставалось делать, как только говорить о деле.

— Марк, мы подали прошение о разводе. На днях мы встречаемся со святым отцом. Он, кстати, тоже хотел бы тебя видеть.

Марк отвел глаза в сторону. Он сцепил пальцы рук и еле заставил себя сказать.

— Мейсон, почему такая спешка?

— Нам просто не терпится пожениться.

— Это не ответ. Почему вы молчали до моего отъезда?

Мейсон немного помолчал, а потом уже другим тоном, более спокойно, предложил:

— Марк, наверное ты устал с дороги, тебе стоит отдохнуть и только потом мы сможем поговорить всерьез, иначе тебя все будет раздражать, да и меня тоже.

— Мейсон, но ведь не я тебе позвонил, а ты мне. Значит, ты сумел уломать Мэри, а, Мейсон?

На этот раз взгляд пришлось отвести Мейсону. А Марк, почувствовав его нерешительность, тут же подался вперед.

— Так ты все‑таки уломал Мэри? Да?

Наконец, Мейсон нашел в себе силы, чтобы ответить.

— Дело не во мне, Марк, просто Мэри боится встречаться с тобой.

Марк задумался: ему не хотелось верить в слова Мейсона. Но в глубине души он понимал, что на самом деле все так и есть. Ведь он страшно виноват перед своей женой. Он почувствовал как нервно дергается уголок его губ и тут же прикрыл рот рукой.

Он постарался напустить на себя безразличный вид, тряхнул головой, откинул со лба длинную прядь волос.

— Ясно, — проговорил он, — а зачем, если не секрет, вам понадобился столь быстрый развод? Я что‑то не понимаю, какой в этом смысл? Если можешь — объясни.

Мейсон напрягся: ну как он мог объяснить другому человеку то, в чем не был уверен сам? Но Мэри рядом не было и отвечать приходилось самому и брать на себя всю ответственность.

— У нас немного изменились планы, — расплывчато ответил Мейсон, — да–да, Марк, изменились планы.

— Да, значит, я напрасно прилетел в Штаты, — кивнул Марк.

Его начала забавлять нерешительность Мейсона. Он понял, что тот сам многого не знает и почувствовал себя увереннее. Он вновь сложил перед собой руки на столе и в упор посмотрел в глаза своему противнику.

Некоторое время они так и смотрели в глаза друг другу, ожидая кто первым не выдержит и отведет взгляд. Но никто не хотел сдаваться первым.

— Она живет у тебя? — быстро спросил Марк.

— Она не хочет видеть тебя, — уклонился от ответа Мейсон.

— Если это все, что ты хотел мне сказать, Мейсон, то я могу… Нет, я даже это сделаю — пошлю вас ко всем чертям. Я, Мейсон, даже пальцем не пошевелю, даже мизинцем, ради вашего семейного счастья, — Марк резко поднялся и вышел из‑за стола.

Мейсон нервно покрутил бокал с минеральной водой в руках. Он испугался, что вся эта встреча будет напрасной и окликнул удаляющегося Марка.

— Ты надолго здесь?

— Улетаю вечерним рейсом.

— Марк, подожди!

— Счастливо оставаться.

— Нет, Марк, ты все‑таки должен остаться, я тогда все расскажу.

Марк в нерешительности остановился — он не знал, что ему делать. Гордость подсказывала — уйти, здравый рассудок — остаться. Он облокотился о стену и пытливо посмотрел на Мейсона, ожидая продолжения разговора.

— Да, Марк, я расскажу тебе всю правду — ту, которую знаю.

Тэд сидел в дикторской студии радиостанции. У него на голове были надеты массивные наушники, предо ртом покачивался блестящий микрофон. Тэд всегда чувствовал себя уверенно за дикторским пультом. Все тумблеры и переключатели были под руками. В любой момент он мог послать в эфир то, что хотел. Музыка постепенно стихала и Тэд готовился вновь включить свой микрофон.

— А теперь, — сказал он, проверяя свой голос перед выключенным микрофоном, — песня, посвященная матерям.

Его рука потянулась к переключателю, он дождался когда музыка совсем смолкнет и включил микрофон.

— А теперь песня, которая посвящается матерям. А что может волновать мать? Только ее дети, а особенно сыновья. Они больше всех доставляют матерям хлопот: ведь рано или поздно они покидают родительский дом.

В это время в студию тихонько приоткрылась дверь и вошла Хейли. Она двигалась на цыпочках, чтобы не шуметь.

Тэд погрозил ей пальцем. Он еще собирался многое сказать в этот блестящий микрофон, застывший перед его губами, но передумал. Он оставил при себе все что думал и о своем отце, и о своей матери, и о себе самом.

— Так что слушайте песню, посвященную матерям и пусть каждый вспомнит о своей.

Он вновь отключил микрофон. Из динамика полилась грустная мелодия блюза.

Тэд устало стянул с головы наушники.

— Привет, Тэд, — бросила Хейли.

— Извини, — он поднялся из‑за стола, — я спешил, боялся опоздать с выходом в эфир.

— Рассказывай.

— О чем? — пожал плечами Тэд.

Хейли упрямо смотрела ему в глаза, не отводя взгляда.

— Да в общем‑то нормально, — начал Тэд, — я поругался с родителями, заказал фургон, перевез оттуда все вещи. Ведь ты этого хотела, правда?

Тэд осмотрелся по сторонам. Он всегда уверенней чувствовал себя, находясь в студии. Ведь его работа была, наверное, большей частью его жизни.

— Тэд, ты сказал, что поругался с родителями, ты говорил о нас с отцом?

Хейли ждала ответа, а Тэду очень не хотелось рассказать ей правду.

— Хейли, это не повод для беспокойства. Как‑нибудь в другой раз я все ему скажу.