Санньяса или Зов пустыни - [5]
Одеяния цвета кави (шафрана) не призваны выделить санньяси в особый класс общества, как многие, к сожалению, думают. Санньясу не следует рассматривать в качестве четвёртого ашрама, этапа жизни, следующего за тремя предыдущими (ученика‑брахмачари, домохозяина‑грихастхи и лесного отшельника‑ванапрастхи), ибо она, скорее — атиашрама, за пределами (ати‑) всех этапов. Её никак нельзя охарактеризовать или сравнить с чем бы то ни было. Она воистину трансцендентна, как и сам Бог трансцендентен и находится за пределами всего и в то же время без какой‑либо двойственности имманентен ко всему.
Отсюда следует неуместность таких вопросов, обращённых к санньяси и тщательно избегаемых воспитанными индусами, как «Откуда ты родом?», «Как тебя зовут?» и тому подобных. Кем бы он ни был — а сам Господь знает совершенно все секреты человеческого сердца — среди людей садху пребывает лишь знак божественного Присутствия, свидетельство Тайны за пределами всех знаков, напоминание каждому о внутренней тайне его истинного Я. У садху, как и у Бога, мы можем просить лишь о благодати его даршаны, возможности с верой лицезреть его и, если возможно, о некоторых словах поддержки и ободрения на пути, который ведёт «от нереального к Реальному» (Брихадараньяка Упанишада, 1.3.28[34]).
Основная заповедь санньяси — быть полностью свободным от желаний. Или, скорее, обладать только одним желанием — жаждой Бога. Разумеется, такое желание не имеет ничего общего со стремлением получить покровительство того или иного дэва (небесного существа), которого можно умилостивить или порадовать, что будет лишь проявлением корысти (свартха). Его стремление к Богу — это жажда Единого, пребывающего за пределами всех форм; единения с Одним‑без‑второго; радости, преодолевающей отличие наслаждающегося от объекта наслаждения. С таким единственным и трансцендентным стремлением санньяси может именоваться и а‑кама, свободным от желания, и апта‑кама, тем, чьи желания исполнены (Брихадараньяка Упанишада, 4.4.6[35]), ибо он желает лишь истинного Я, которое вечно пребывает в своей полноте: «Сердце наполняется лишь опытом истинного Я» (Нарадапаривраджака Упанишада, 4.38).
Однако в своём духовном поиске санньяси не старается уничтожить одно за другим всю череду желаний, каждый миг рождающихся в человеческом сердце. Его не‑стремление к преходящему происходит, скорее, из обладания непреходящим. Его сердцу так хорошо известно подлинное блаженство (даже, или особенно, если это знание не оставило осознаваемого следа), что обычные наслаждения более не влекут его. Это не значит, что он с презрением относится к таким проявлениям этого мира, как супружество, семья, человеческое общество. Все они сохраняют своё значение, и санньяси, возможно, способен оценить его даже лучше, чем другие — просто потому, что он проник в абсолютную глубину и всех вещей, и той Тайны, знаками которой они являются. Он обнаружил «другой берег» — Реальность, по отношению к которой всё лежащее на «этом берегу» есть лишь знак, словно следы, по которым в конце концов «узнают всё сущее» (Брихадараньяка Упанишада, 1.4.7[36]). Он больше не может исполнять свою роль в мире: это удел тех, чьё призвание — участвовать в божественной лиле во всей вселенной. И он также хорошо осведомлён об опасностях, подстерегающих тех, кто живёт на уровне знаков. Знаки могут служить опорой на пути вверх, подобно следам, указывающим верный путь; но и сами по себе эти знаки столь чудесны, что зачастую люди просто останавливаются на их уровне, забывая о той цели, на которую они указывали, — о другом береге!
По этой причине садху не ищет удовольствий, которые может предложить этот мир. И, тем не менее, у него всё ещё остаются некоторые базовые нужды: пребывая в этом теле, он нуждается в пище для поддержания жизни и одежде, защищающей от холода и жары. Однако, выбирая приемлемое и необходимое для себя, он будет руководствоваться не столько правилами, установленными в шастрах (писаниях), сколько внутренним чувством различения, вивекой, которое без устали шепчет: «Довольствуйся столь малым, как только возможно, и лишь тем, без чего невозможно прожить»…
В отношении пищи общее правило санньяси таково, что он должен принимать её подобно лекарству — не для наслаждения вкусом, но лишь для поддержания жизни тела. И, разумеется, он должен строго придерживаться вегетарианской пищи. Кроме того, как требует Мундака Упанишада, ему следует питаться лишь тем, что он получил в качестве подаяния; и в Индии это даже более важная характеристика отшельника, чем монашеское одеяние. Ибо, воистину, у него больше нет дома с очагом, на котором он мог бы приготовить пищу, да и её приготовления, как отвлекающего фактора, ему следует избегать. Но еще важнее во всех вопросах качества, количества и даже самого наличия пищи — полностью зависеть от других, ибо таково наилучшее упражнение в предании себя божественному Провидению. Совершенная ненадёжность и отсутствие какой‑либо опоры в этом мире суть самая основа
