Санктуарий - [17]

Ведьмы обожают такую неопределенность. Их бусы – это просто украшение или артефакт? Кошка – домашний любимец или фамильяр? Это меня всегда привлекало. Но теперь я думаю: а не относится ли Сарина дочь к тем вещам, чья истинная природа не такая, какой всегда казалось?

– Я как раз поставила чайник, – говорит Сара, направляя меня на кухню. – Выпьешь чаю? Может, валерианы?..

Валериана – успокоительное.

– Я здесь не ради чая, Сара. Я здесь из-за того, что сделала твоя дочь.

– Харпер? О чем ты?

– Харпер убила Дэна, – говорю я. – У полиции есть свидетель. Есть улики.

Сара отшатывается, словно я ее ударила. Из темноты доносится громкое мяуканье, и в комнату врывается Эйра. Кошка тычется лбом в щиколотку Сары, и та берет ее на руки, утыкаясь лицом в шерсть. Любой может заметить их общность, ведьмы и фамильяра. Между ними крепкие узы.

Такие узы были у меня с моим ребенком. Я до сих пор помню, как пахла кожа новорожденного Дэниела.

– Исключено, – говорит Сара. – Ты же знаешь, что наши принципы отвергают насилие по отношению к любому живому существу. А Дэн был чуть ли не на полметра выше нее и гораздо сильнее. Сделать это на вечеринке, в присутствии десятков свидетелей?

– Колдовство, – говорю я.

– Нет. Ты же знаешь, что это невозможно.

– Возможно. Это видели.

– Кто?

Я сжимаю зубы.

– Значит, ты имя назвать не можешь? Кто-то напился или накурился травки? Эби, скажи, кто это, и я быстро приведу их в чувство. Им должно быть стыдно, что они причинили тебе новую боль, когда…

– Сара, это может быть правдой?

То, как я говорю с ней, заставляет ее опешить – и наши взгляды встречаются. Сара все эти годы была мне подругой. Женщиной, которой я доверяла мои надежды и страхи. Она лгала мне – нам всем?

– Это неправда! Я тебе покажу.

Она ведет меня наверх. Покосившееся окошко на потоке впускает свет, что освещает стены. Они полностью завешаны всякой всячиной: семейные фотографии, старая карта пролива Лонг-Айленд, бледные акварели, зарисовки растений, деревянные маски, узорчатые керамические плитки. Полосы выцветшей ткани завязаны на балясинах, словно свадебные украшения. У самой площадки что-то щекочет мне щеку – и я отвожу алые ленты, свисающие с ивовой плетенки в форме обруча.

На второй двери слева – красивая табличка с именем Харпер. Я замираю, когда Сара перед ней останавливается. Я сейчас окажусь лицом к лицу с убийцей сына? У меня бешено колотится сердце, и мне вспоминается Сарин пузырек с фальшивым утешением. «Успокой сердце».

Тэд Болт намекнул, что Сара дала мне его намеренно, чтобы меня одурманить. Она и правда могла? Сара знает, что сделала ее дочь?

Женщина, которую я считала подругой, стучит в дверь и окликает дочь. Ответа нет.

– Видишь? – говорит она, распахивая дверь.

Это звучит яростно – почти обвиняюще. Словно она пытается доказать что-то не только мне, но и себе.

Комната Харпер – это полная противоположность остальному дому. Ее голые стены покрашены белой как мел краской, окно завешано несколькими слоями белого тюля, который колышется на ветру. Тут стоит двуспальная кровать: я зажмуриваюсь, стараясь не думать, лежала ли здесь Харпер с Дэном. Майкл был категорически против того, чтобы дети занимались «чем-то таким» в нашем доме.

Полки наполовину заставлены книгами, а наполовину – средствами по уходу за кожей (из тех, что можно купить в магазине, а не мамины зелья) и девичьими мелочами: щетка для волос, контурные карандаши для век, сережки, массивные серебряные кольца… Письменный стол выглядит аккуратно: компьютер, стакан с ручками и все. Книжная полка и кровать увиты гирляндами китайских фонариков. Мои глаза впиваются во все это, ища подсказки. Есть здесь что-то, что прошепчет: «Я собственность ведьмы. Я собственность убийцы?»

– Ничего, – говорит Сара. – Видишь? Совсем ничего. Никаких артефактов. Никаких гримуаров.

Она распахивает дверцы гардероба с такой силой, что они стукаются о стену. Содержимое такое же темное, насколько вся комната светлая. Сара лихорадочно открывает ящики, вытаскивая охапку стрингов и увеличивающих грудь лифчиков, словно это какие-то доказательства.

– Просто одежда. Обычная девичьи вещи.

Она плюхается на кровать, словно все силы ее вдруг покинули, и вытирает лицо. Когда она поворачивается ко мне, я вижу, что она плачет.

– Думаешь, я не знала бы, Эби? Моя родная дочь! Я для нее только и мечтала об этом.

– Почему ты так уверена?

– Из-за обряда. Ритуала Определения.

– Значит, он дал сбой.

Я смотрю на съежившуюся на краю матраса Сару. В нормальных обстоятельствах вид настолько расстроенной подруги меня больно ранил бы, но сейчас моих слез хватает только на моего сына и на меня саму.

Сара мотает головой.

– Он никогда не дает сбоя.

14 Сара

Устами Эбигейл говорит ее горе. Конечно же. Не могла же она поверить этой надуманной истории про полицию, улики и колдовство!

Я – единственная ведьма в Санктуарии. Эбигейл это знает. Тэд Болт это знает. Все это знают. И все знают, что это – мое горе.

Так что я подробно рассказываю ей об Определении Харпер. Я после него была сама не своя, и выстояла только благодаря подругам: Бриджит, Джулии и Эбигейл. Но я никогда не рассказывала им всего. Это было бы нарушением прав Харпер: ведь это она попросила, чтобы на обряде никто не присутствовал.