Санкт-Петербургская быль - [4]

«Сейчас же позади цепи, – по свидетельству газетного репортера, – шел хор студентов, а по обеим сторонам всей той передовой части процессии, которая состояла из молодежи, ехало по одному конному жандарму. Затем шли священник с дьяконом, и, наконец, та же молодежь несла гроб, постоянно сменяя друг друга.

Сзади гроба двигалась толпа, состоявшая, кажется, из всех находящихся в Петербурге литераторов, артистов, художников, адвокатов, профессоров и прочих… Вся эта масса людей, нескончаемый ряд экипажей, оригинальная цепь студентов – все, вместе взятое, представляло такую картину, которую очень редко было видеть на улицах столицы… Почти все экипажи были пусты, публика провожала пешком своего любимца».

Вот здесь-то, в конце процессии, находился и майор Курнеев. Он ехал в экипаже и был почти не виден под закрытым кожаным верхом. Сидел майор, держась прямо, важно, положив обе руки на саблю и отставив локти, как это любил делать царствующий император Александр II и как в подражание высочайшей особе часто делал и Трепов.

4

«Не знаю почему – может быть потому, что слишком поздно догадавшись о намерении революционеров сделать демонстрацию, она не приготовилась к отпору, – полиция не сделала попытки захватить социалистический венок, – рассказывает дальше Плеханов. – Он благополучно достиг Волкова кладбища».

По словам Плеханова, в церковь вошли лишь немногие из его товарищей.

«Все же остальные – за исключением „сигнальных“, которые должны были поднять тревогу в случае, если бы полиция захотела арестовать лиц, приставленных к венку, – отправились к приготовленной для Некрасова могиле и расположились около нее сомкнутыми рядами. Нам было известно, что у гроба Некрасова будут произнесены речи, и общество „Земля и воля“ нашло нужным со своей стороны выдвинуть оратора, который должен был, не стесняясь присутствия тайной и явной полиции, высказать то, что думала об авторе „Железной дороги“ тогдашняя революционная интеллигенция. Выбор пал на пишущего эти строки»…

Вере и Маше не удалось протиснуться к могиле, и они стояли в стороне, на аллее, ближайшей к месту захоронения. Тут же был и Фроленко. Похоже, он умышленно не отставал от девушек, помня наказ Плеханова.

Ослепительно сверкал снег в иглистой темно-зеленой гуще елей; стволы берез казались белее обычного и точно укутанными ватой. По всему кладбищу слышался сухой морозный треск.

– Уже идет лития у могилы, а плохо видно, – сказал Фроленко. – Давайте, девушки, поищем местечко получше.

Перебрались в другой закуток аллеи. Здесь было глухо и совсем безлюдно. До того места, где шло захоронение покойника, отсюда было ближе, но все загораживала какая-то бревенчатая полуразрушенная постройка.

– Куда вы нас завели, Михаил? – удивилась Вера. Хмуря брови, она затем недовольным током сказала: – Послушайте, это вы нарочно? Наверное, приказ Жоржа выполняете – держать нас подальше от возможной стычки, когда начнут выступать наши. Зря… Мы ведь с Машей не дети!

Фроленко виновато вздохнул. Желая угодить Плеханову, он, кажется, переусердствовал.

– Извините, голубушка, бес попутал, – попробовал отшутиться Фроленко. – Девушки вы серьезные, знаю, зря в драку не кинулись бы, да мало ли что может произойти, все ж таки. Полиции тут переодетой до черта. Зачем еще вам, женщинам, рисковать. Прав же Жорж!

Фроленко сообщил девушкам, что выступать на могиле с речью от лица социалистов поручено Плеханову.

– И это, учтите, несмотря на прошлогоднюю историю, – добавил многозначительно южанин. – Не всякий другой стал бы выступать после той истории.

На девушек эти слова произвели впечатление. Они знали, на что намекал Фроленко.

Ровно год назад, в декабре, здесь, в Петербурге, на площади у Казанского собора землевольцы устроили демонстрацию, которая затем прогремела на всю империю. Вот на этой-то демонстрации и отличился Плеханов. Он произнес речь, за которую, если бы был тогда схвачен, очутился бы в Шлиссельбурге на долгие годы или на пожизненной каторге в Сибири. И вот сейчас, не считаясь с опасностью, он бесстрашно взялся снова сказать речь на могиле, рискуя быть опознанным шпиками.

– А мы его защитим, если придется, – заявила Вера Засулич южанину. – Вы уж как хотите.

В этот момент мимо прошел Курнеев. Майор держался до сих пор вдали от места захоронения Некрасова, явно нарушая наказ Трепова. Да уж очень боялся майор сорваться, не стерпеть, лучше от греха подальше. А сейчас Курнеев все же решил послушать, о чем станут говорить на могиле. Широкая спина майора еще не успела скрыться в толпе, окружавшей могилу, как у Фроленко вырвалось:

– Рыскают тут, собаки! Видели, кто сейчас туда протиснулся? Треповский холуй, его личный телохранитель!

Вера удивленно спросила:

– А вы его откуда знаете?

– Мерзавца такого не знать! – проговорил, хмурясь, Михаил. – Бывший смотритель предварилки! Это как раз при нем летом опозорили Боголюбова. Сам верховодил всей драмой.

– Кстати, скажите, Михаил, – обратилась к южанину Маша, – а как обстоит с тем «делом», о котором вы знаете?

Слово «дело» Маша выразительно подчеркнула.

– Должно быть, делается, – ответил южанин.