Санкт-Петербургская быль - [20]
– Сейчас был у графа, – сообщил он, устало садясь в кресло. – Ну, дорогой Анатолий Федорович, теперь империя может, кажется, спокойно вздохнуть. Скверна вольномыслия почти вся вычищена, и последний этот процесс, надеюсь, окончательно замкнет собою круг.
– Вы думаете?
– Все уверены, да и как тому не верить. Благодаря процессу произведен еще один выстрел в самое сердце революции. Пришел конец этим мошенникам и девкам! Теперь все затихнет, уверяю вас!
Кони, усмехнувшись, заметил:
– Уже и вы стали употреблять это выражение?
– Какое?
– «Мошенники» и «девки»…
– А что? Не вижу ничего дурного в таком подражании его сиятельству…
Анатолий Федорович хорошо знал Желеховского. Давно махнув рукой на свою собственную порядочность, прокурор этот испытывал подленькое удовлетворение, когда видел, как жизнь «мажет сапогом морду» собрата по профессии, старающегося оставаться верным идеалам гуманности и правды.
Ни в правду, ни в гуманность, ни в какие светлые принципы этот человек уже давно не верил. И даже похвалялся этим. Кроме недавно обошедшей весь Петербург фразы «Это чистая революция!», сорвавшейся с уст прокурора на процессе, Желеховский был известен произнесенной как-то однажды другой фразой: «Новых веяний я не понимаю! Не понимаю даже, зачем их надо понимать?»
А сейчас он произнес слова, которые, как подумал Кони, пожалуй, тоже могут оказаться знаменитыми: «Выстрел в революцию!» Обрушился на нее Трепов своими розгами. Каторгой и Сибирью хотят ее задушить Пален и царь. Неужели эти господа не в состоянии понять, что такие меры могут лишь усилить брожение в стране!
Желеховский недолго оставался у Кони. Анатолий Федорович был рад, когда этот неприятный ему человек скоро попрощался и ушел. Было огорчительно думать, что в петербургских департаментах немало таких «защитников порядка».
– Ах, боже! – тяжело вздыхал Кони. – Сами раздувают пожар… Сеют ветер, не видя, что расплатой будет буря!
Глава четвертая.
Выстрел в империю
1
Мы стоим перед событиями, которым время вынесло свой приговор. Они запечатлены в документах, и сегодня, листая их, видишь, как люди мучились, искали выход из тупика, и как в отчаянной схватке шли порой даже на то, что было противно их собственной природе.
Перейдем к этим событиям.
Утро 24 января было хмурым, ночью задул влажный ветер и почувствовалась оттепель.
Часов в семь утра, когда Петербург еще тонул в заснеженной мгле, к дому, где жила Вера Засулич, подъехала на извозчичьих санях ее подруга Маша.
У ворот уже поджидала Вера с тяжелым саквояжем в руке. Еще более тяжелый саквояж лежал в санях, куда Вера бросила и свой.
– Все у тебя тут? – спросила Маша.
– Все, – отозвалась Вера, и по бледному лицу ее видно было, что она не спала в эту ночь. – Увы, другого имущества у меня нет, как ты знаешь.
– У меня тоже все уместилось в один этот саквояж. Ну, ты готова?
Девушки внимательно поглядели в глаза друг другу.
– Давно… И уже начала нервничать, – ответила Засулич. – И бог весть что передумала.
– А я ведь очень быстро управилась. За час.
Расстались девушки действительно всего час назад. Маша ночевала у Засулич, а под утро ушла и вот сейчас вернулась к подруге, готовая в дорогу.
Куда же обе собрались так рано?
– На вокзал, – приказала Вера извозчику.
– А на какой?
Прозвучал несогласный ответ:
– На Николаевский!
– На Царскосельский!
– Вот те фунт, – покрутил головой извозчик. – Хо, хо! Куды ж ехать-то?
Девушки шепотом посовещались, друг дружке что-то на ухо сказали, и после этого извозчик наконец получил точное направление. Лошадь затрусила к вокзалу Николаевской железной дороги.
Полчаса спустя Вера на том же извозчике ехала по Невскому к Гороховой улице, но уже одна, без Маши. Та осталась на вокзале дожидаться поезда на Москву. Прощались обе, как прощаются люди, уже не надеясь увидеть друг друга. Поплакали, обнялись крепко, поцеловались.
Внимательный наблюдатель, проследи он на рассвете за Верой, заметил бы: выходила она из своей квартиры в простеньком пальтишке. А когда она сошла с извозчика на Гороховой у дома градоначальства, где уже светились огнями окна, то на ней была широкая тальма. Где-то, видимо, успела переодеться. Возможно, на вокзале. Не было при ней сейчас и саквояжа. И пальто Веры и ее саквояж остались на вокзале у Маши.
Подъезд градоначальства. Сонные дежурные в башлыках.
– Зачем пожаловали?
– Я к генералу, – объяснила Вера. – С прошением.
– Рановато, сударыня.
– А я хочу быть первой и поскорей освободиться. Лестница. Длинный коридор – весь в отблесках пламени: топились печи, дверки их были открыты. На ходу Веру обдавало то жаром, то холодом. «Будто в преисподнюю попала, – подумала она. – Или даже в ад». Шла медленно, бормоча: «Я в аду, я в аду, да», пока не очутилась у двери, на которой было написано: «Комната чиновников особых поручений». Здесь ранней посетительнице надлежало зарегистрироваться на прием к градоначальнику.
Вера толкнула дверь и замерла на пороге.
За столом в глубине комнаты сидел Курнеев.
Было поздно отступать. Пришлось войти.
Сначала, взявшись заполнять какой-то чистый листок, майор сам себе задавал вопросы и сам же, задумчиво жуя кончик пера, отвечал:
Повесть З. Фазина «Нам идти дальше» рассказывает о событиях, происшедших в самом начале нашего века, в 1900–1903 годах. Книга доносит до юного читателя живой дух того времени, рассказывает о жизни и деятельности В. И. Ленина в те памятные годы, о людях, которые окружали Владимира Ильича, вместе с ним боролись за создание марксистской партии в России. Через всю книгу проходит образ Н. К. Крупской. В повести нарисованы также портреты деятелей первой русской марксистской группы «Освобождение труда» — Г. В. Плеханова, В. И. Засулич и других участников социал-демократического движения в России. С интересом прочтет читатель и о том, как работали в трудных условиях революционного подполья агенты «Искры»; среди них особенно видное место занимают в повести И. В. Бабушкин и Н. Э. Бауман — самоотверженные борцы за свободу и счастье народа. Автор повести З. Фазин давно работает в литературе. Издательство «Детская литература» выпустило для детей и юношества несколько интересных повестей З. Фазина, посвященных историко-революционной теме.
Повесть о героическом подвиге и мужественной жизни питерского рабочего Якова Потапова, который стал первым знаменосцем русской революции. На революционной демонстрации в Петербурге в декабре 1876 года тогда еще совсем юный Потапов поднял красный стяг. Материал, на котором построена повесть, мало освещен в художественно-документальной литературе.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».