«Сандал» пахнет порохом - [67]

– Ясно, – сказал он. – Хозяин ментом был. Значит, либо уехал, и мебель увез, либо…

– Либо убили, мебель растащили, а потом соседи замок повесили, – окончил Алха мысль Аюба. – Только зачем на замок закрывать, если здесь и брать-то нечего?!

– Чтоб такие, как мы, меньше здесь лазили! Радуйся, что сюрпризов никаких не оставили. Зови остальных! Ночуем здесь!

Загнав обе машины во двор, они прошли в дом, завесили найденными в сарае и разрезанными мешками окна, зажгли свечи и, постелив на пол спальные мешки, готовились ко сну.

– Кто за кем по очереди дежурить будет, делитесь! – сказал Аюб. – По двое.

– Может по одному хватит? – предложил Алха.

– Нет, по два! Один во дворе, другой – в прихожей. Меня тоже считайте.

Первыми выпало дежурить Монтане и Магомеду – им, как водителям, решили сделать поблажку: отдежурил, и спи до утра. Взяв оружие, они вышли из комнаты.

Док достал несколько банок консервов.

– Дай мне кинжал Борза, Аюб. Он хорошо режет…

– Своим открывай, – буркнул Аюб. – Представляешь, сколько на нем крови?

– Думаешь, на моем меньше? – спросил Док, и с хрустом вогнал свой нож в банку.

Аюб вынул из жилета-разгрузки трофейный кинжал.

– А ножны где?

– Ножны там новые были, кожаные, как с кизлярскими ножами сейчас продают, – сказал Алха. – Ну что, мне надо было ремень расстегивать на трупе, чтобы их снять? Другие найдем!

– Да я просто спросил, – задумчиво произнес Аюб, рассматривая трофей.

Он переставил поближе свечу, достал из внутреннего кармана футляр, вынул оттуда очки, не надевая, поднес к украшенному золотыми узорами клинку, словно лупу. У самой рукоятки отчетливо просматривалось увеличенное линзой клеймо – скрещенные сабля и цветок.

– Это старинная антикварная вещь, – наконец, сказал он. – Думаю, все в этих краях его знают. И таскать его с собой, все равно, что носить руку Борза. Кстати, куда ты ее дел?

– В багажнике, – буднично ответил Алха. – Может, еще пригодится.

– Закопай ее утром! – приказал Аюб.

– Понял. Кинжал тоже закопать?

Аюб помолчал.

– Да нет… Это музейная ценность. Спрячем где-нибудь. Может, вернемся когда-нибудь и заберем. Не всегда же война будет.

– А если его раньше кто-то найдет?

– Значит, будем считать, что кинжал сгорел вместе с Борзом в машине!

– Хватит вам все считать, да рассчитывать! – вмешался Док. – Кто будет есть – быстро налетай, да давайте ложиться спать, я с ног валюсь!

Через двадцать минут пустой дом наполнился храпом. Спали они беспокойно: то и дело кто-то вскрикивал или дергался, но тут же снова проваливался в тяжелый сон.

Еще не рассвело, когда они выехали из села, и по узкой крутой дороге поехали вверх, в самую гущу Черного леса, к Ослиной горе, где Аюб выбрал место для постоянной базы. Когда дорога сузилась так, что ехать дальше стало невозможно, они замаскировали машины в кустах, и пешком поднялись по извилистой тропинке на поросшую лесом безымянную высоту, обозначенную на картах цифрами 550, а местными жителями называемую Ослиной горой. Удобна она была тем, что находилась в безлюдном месте, а кроме того, имела большую поляну, на которую мог легко сесть вертолет.

Уже на подходе они услышали запах дыма, а выбравшись на вершину, увидели под деревьями палатку защитного цвета, горящий костер и наставивших на них автоматы огромных братьев-близнецов Болека и Лелека, которые оставались дежурить по лагерю. Узнав прибывших, двухметровые парни забросили за спину оружие и разразились радостными выкриками.

– Наконец-то! Мы тут совсем в дикарей превратились! Вы хоть барашка привезли?

– Не до барашков было! – ответил Аюб. – А вы что, поохотиться не могли?

– Да тут одни кабаны, на кого охотиться, – сказал Лелек.

– Ничего, сейчас шулюм из тушенки сварим, – ободрил товарищей Болек и стал наливать воду из пластиковой канистры в алюминиевый котел. Лелек принялся чистить картошку и вскрывать консервы.

Пока дежурные занимались приготовлением обеда, остальные зашли в палатку, побросали вещмешки, сняли жилеты-разгрузки, поставили в угол оружие.

– Пойдем, кинжал спрячем! – предложил Аюб.

Монтана и Док повалились на спальные мешки, и идти куда-либо отказались. А Аюб, Алхи, Магомед и Провайдер углубились в лес. Отойдя метров на сто, они вышли на небольшую поляну с высоким крепким деревом посередине. При их приближении захлопали крылья и в небо, всполошенно каркая, взлетела стая ворон. Оказывается, среди опавших листьев, на земле лежало много орехов – собирать их здесь было некому. Аюб поднял два ореха, сжал в руке и с хрустом расколол. Вынув из скорлупы сердцевину, отправил ее в рот.

Знакомый вкус напомнил, как в детстве, с соседскими ребятами, рвали зеленые орехи на краю села, не давая им вызреть и выпасть из раскрывшихся коробочек. После сока зеленой кожуры руки становились коричневыми, плохо отмывались и долго еще выдавали тех, кто этим занимался.

«Где они сейчас, те мальчишки? – подумал Аюб. – Руслан погиб еще в девяносто пятом, защищая Белый дом от федералов, а Агдан встал на сторону федералов и погиб в двухтысячном… Ислам, говорят, где-то в этих местах воюет…»

От таких воспоминаний Аюбу стало грустно. Он поднял голову вверх и посмотрел на дерево. Было уже достаточно светло. На высоте около трех метров, там, где от ствола расходились несколько ветвей, чернело какое-то пятно. «Дупло, – подумал Аюб. – Здесь будет суше, чем в земле. И место приметное…»