Самый трудный день - [95]

Правда, те люди, которые захватили лагерь и спасли узников, меньше всего были похожи на ангелов господних в белых одеждах и с крыльями за спиной. Это были солдаты с лицами, разрисованными устрашающими черными и зелеными полосами, одетые в мешковатую пятнистую униформу, с ног до головы увешенные оружием. Разговаривали наши спасители между собой по-русски, при этом часто употребляя слова, мало похожие на молитвы и псалмы. Они были зримым воплощением силы, но я чувствовал, что они служат не сатане, а Господу, и являются его карающим мечом. Ибо снова настали времена, когда, как говорил Господь, меч стал важнее плаща.

Я родился на территории Российской империи и достаточно хорошо знаю русский язык. Из разговора солдат я понял, что русское командование и их вождь Сталин специально прислали их для того, чтобы спасти всех тех несчастных, которых германские нацисты содержали в нашем лагере для того, чтобы убить, заморить голодом, замучить на тяжелых работах или сделать подопытными кроликами в бесчеловечных медицинских экспериментах.

Матка Боска Ченстоховска, подумал я, не может такого быть! Русские большевики специально отправились в нашу несчастную Польшу для того, чтобы спасти от смерти поляков и евреев, многие из которых ненавидят этих самых большевиков?! Хотя до нас доходили слухи о том, что Гитлер напал на Советскую Россию, и эта война у него как-то сразу не задалась. И вот русские оказались в центре Польши. Похоже, что дни нацистской Германии сочтены!

Я подошел к одному из наших спасителей, поклонился ему, а потом перекрестил его и его товарищей.

– Храни вас Господь, воины, – сказал я по-русски. – Низкий вам поклон за то, что вы сделали. Пусть даже если вы отправите нас потом в Сибирь, все равно мы будем вам благодарны. Хуже этого ада нет и не будет на свете.

– Вы что, священник? – спросил меня один из русских и, получив утвердительный ответ, поинтересовался: – А вас-то, святой отец, за что сюда отправили?

Я вкратце рассказал ему о своих не совсем удачных попытках спасти от жестокой расправы людей, гонимых нацистами. Русские переглянулись, потом один из них, тот, кто, как мне показалось, был старшим по званию, достал из кармана маленькую записную книжечку, полистал ее, а потом спросил у меня:

– Постойте, постойте, а вас, случайно, зовут не Максимилианом Кольбе? Вы возглавляли монастырь в Терезине, неподалеку от Варшавы?

Я удивился – откуда эти люди знают обо мне и о моем монастыре? Ведь у них в Советской России церковь в течение многих лет подвергалась гонениям, а святые места поруганию. Но я никогда не лгал людям, а уж тем более тем, кто спас стольких от верной смерти.

– Так есть, пан… – я вопросительно посмотрел на своего собеседника.

– Называйте меня – товарищ сержант, – ответил он. – Значит, вы Максимилиан Кольбе… Извините меня, святой отец, не могли бы вы пройти со мной к начальству?

Не могу сказать, что предложение сержанта обрадовало меня. Я не боюсь смерти, но будет очень обидно умирать тогда, когда Господь свершил чудо и дал мне возможность еще немного пожить. Но я прочитал про себя молитву и постарался сдержать свои чувства, чтобы русские не увидели на моем лице смятения.

Вместе с ними я прошел на аппельплац, где стояло несколько странных летательных аппаратов с чем-то похожим на крылья ветряной мельницы наверху. Здесь же толпились освобожденные заключенные, еще не пришедшие в себя и не верящие в свое спасение.

По территории лагеря с видом хозяев разгуливали люди в пятнистой форме, осматривая бараки и, как я понял из разговора моих сопровождающих, разыскивая там охранников лагеря и капо, которые могли попробовать в этой суете затеряться среди заключенных. Как оказалось, некоторые из них, надеясь спастись от неминуемого теперь суда за свои преступления и последующего за ним сурового приговора, переоделись в арестантскую униформу и попытались смешаться с толпой узников, чтобы потом скрыться от возмездия. Вот таких-то хитрецов и выискивали русские сотрудники НКВД. Надо сказать, что прикидываться узниками охранникам и сотрудникам администрации лагеря было очень трудно – их холеные и сытые лица были мало похожи на изможденные и худые лица заключенных.

– Пан сержант, а что вы собираетесь делать с теми, кто содержится в этом лагере? – осторожно спросил я. – Ведь они ни в чем не виноваты перед вами, русскими. Неужели вы отправите всех в Сибирь?

– А что им там делать, в Сибири-то? – ответил мне сержант. – Неужели в Польше им не найдется работы? Конечно, какое-то время им придется побыть здесь – многие из ваших товарищей по несчастью сильно истощены, немало среди них и больных. Скоро сюда прибудут врачи, которые проведут тщательный медицинский осмотр бывших узников, после чего они решат, кого можно отправить домой, а кого поместить в больницу до тех пор, пока не поправятся и не наберут сил, чтобы тоже отправиться к родным и близким.

Я хорошо разбираюсь в людях и сразу вижу, врет мне человек или говорит правду. Так вот, этот русский не врал! Похоже, что так все и будет.

– А вот этим, – сержант кивнул на сбитых в кучу перепуганных насмерть бывших охранников, – Сибирь еще надо заслужить. Всех тех, кто мучил и пытал вас, но не проявит должного раскаяния перед следствием и судом, публично рассказав о делах гитлеровского режима, повесят прямо здесь, на территории лагеря, на глазах бывших заключенных, чтобы все знали, что справедливость есть и правосудие торжествует.