Самый сумрачный сезон Сэмюэля С - [13]

Сэмюэль С поднимает руку. Вставить в скважину ключ. Повернуть, толкнуть — и в облако пыли. Абигейль стоит посреди комнаты, облизывается. Сэмюэль С кладет пакет с кофейными зернами на стол в гостиной. Она с улыбкой поворачивается:

— Что, Сэмми, разве так не лучше. Я почти ничего не трогала, бумаги только с полу подобрала. Нет, но как тихо тут и одиноко, даже грустно. Пойду умоюсь, столько пылищи.

Сэм С провожает глазами зажигательную тёлочью попку, вострепетавшую под телячьей кожей для рывка в сортир. Два крепких сухожилия под коленками, гладкие ляжки. Вот возвращается, волосы причесаны, умытое лицо сияет.

— Сэмми, звукоизоляция тут не ахти. Из соседней квартиры все слышно. Может, ты слышал, как я писала.

— Музыка. Была.

— Ну, я не из тех дамочек, которые специально спускают воду, чтобы не было слышно, как они писают. Надо пописать, все писают, ну, слышно тебя, ну и что. Вот если бы меня громко пропоносило, тогда да, наверно, было бы чего смущаться. Кстати, я тебя не смущаю.

— Мое смущение немо как рыба.

— А мое как иерихонская труба. Меня в детстве приучили не сдерживать пердежа. Может, рыгаю зато нечасто. Кстати, меня всегда интересовало, газовал ли кто-нибудь из подруг на свиданке. Никто не признается. А я таким манером потеряла четырех приятелей, из них трое были очень перспективные. Ну, можешь себе представить, чисто по-человечески, разок всего, без малейшей задней мысли пукнула, и…

— И.

— И все.

— Держи сдачу.

— Ой, да ладно.

— Держи сдачу.

— Вот еще, щепетильный какой.

— Просто есть условия, на которых я принимаю деньги, и есть — на которых нет.

— Не смеши.

Абигейль откидывается назад, кладет ладони на край стола и как бы невзначай ловит взгляд Сэмюэля С. Нижняя губа оттопырена. Курносый нос, а карие глаза так лучатся, будто она уверена, что я просто обязан отвести взгляд. В уголках губ дружелюбие. Моргает, опускает глазки.

— Сэмми, ты выиграл. Никому еще не удавалось победить меня в гляделки.

— Не может быть.

— Тебя не слишком затруднит звать меня попросту, по имени. Ты ни разу не назвал меня Абигейль.

— Абигейль.

— Не так, сначала что-нибудь скажи. Ой, ну вечно у меня все по-дурацки.

Глядь, у Абигейль глаза на мокром месте. Резко, неуклюже она делает два шага вперед. Руки у ворота. Пальцы расстегивают верхнюю пуговку блузки. И следующую.

— Сэмми, ты сказал, что выше подбородка я не королева. А ниже.

— Боже ты мой.

— И тут.

— Нормально.

— А еще ниже. И тут, повыше.

— Очень даже.

— А теперь. В полный рост. Посылка с сюрпризом.

— Сейчас, только сяду.

— Сэмми. Наконец-то мы это сделаем.

— Нет, не наконец-то. Минуточку. Ты забыла, что я говорил о браке.

— Не до того. Ну, так как насчет ниже подбородка. В общем и целом. Только честно.

— В общем и целом — нечто.

— Неужели.

— Будет что вспомнить в старости. И после, в элизиуме.

— Никогда бы не подумала, Сэмми, что у тебя такое забавное чувство юмора.

— Забавно. Что не подумала.

— Сэмми, раздевайся.

— А потанцуй.

— А запросто.

За истертыми малиновыми шторами в комнате цвета морской волны тихие звуки изменившегося мира. Над Веной нависает вечер. Улицы всех цветов и оттенков камня и дома, как одинокие насупленные призраки. Пойти бы в это время погулять, этаким невидимкой. С тротуаров публика уже исчезла — к своему супу, сосискам, ломтям хлеба. А ты все идешь и идешь, слушая стук каблуков, потому что, если остановишься, умрешь на месте. Неоплаканный. И будешь упакован и погребен в глинистой почве кладбища Централфридхоф. Под такой эпитафией:

Он был,

Пускай подспудно,

Приличный парень.

Сэмюэль С разделся. Залезая вслед за ним в кровать, она вслух отметила, что он не волосат. Он свел руки, обхватив ее хрупкое тело, и напряг бицепсы. Ты сильнее, чем я думала, сказала она. Перекатился в положение сверху — хруст конского волоса, — перекатился в положение снизу — снова хруст. И ее взгляд ему прямо в глаза.

— Ты так и не собираешься ничего делать, да.

— Нет.

Абигейль отползает от этого моржа на лежбище. Ложится на спину в нескольких дюймах, изучает потолок.

— Нет, но каков козел. Вы даже не догадываетесь, чем это для девушки чревато.

— Догадываюсь.

Абигейль поворачивается, полуприкрыв веками мерцающую черноту зрачков. Едва заметное дрожанье губ.

— Не можете догадываться.

— А вы не догадываетесь, чем_{для меня чреват трах без будущего.}

Абигейль приподнимается на локте. Глаза расширены. Покачала головой, и над загорелым животиком заколыхались удлиненные белые груди.

— Не могу же я замуж за вас пойти. А потом мне что делать, лет еще тридцать-сорок, когда вы умрете. Вот два месяца спортивной гребли, не сходя с места, это я могу обеспечить. И даже варить кофе, временами прибирать берлогу. Ой, что я мелю. В смысле, ты что вообще себе воображаешь, можно подумать, умеешь пердеть в ля-миноре или еще там чего.

— Умею.

Абигейль навострила ушки. Сэмюэль С приподнимает локтем одеяло и выдает строго «до» первой

октавы.

— Bay. Человек-камертон. Ничего себе, и правда ля-минор. Ну, ты даешь, Сэмми, действительно здорово.

— Выходи за меня, устрою органный концерт.

— Не сомневаюсь. Что ты способен. Но почему не удовольствоваться малым. То есть ничего себе малым. В смысле, насчет того, что я предлагаю. Такой фигуры, как у меня, ты не видел в жизни, согласись. Кстати, нижнее белье я сняла, пока ты ходил за кофе, — чтобы тебе разом показаться. Здорово я придумала.