Самый страшный кошмар лета - [63]

Я искала высшей справедливости у человека, которого приняла за священника местной церкви, я даже не спросила у него, кто он на самом деле. Я выболтала ему всю подноготную, а в ответ услышала:

– Ты напрасно так волнуешься, дитя, уверяю тебя, ты находишься среди весьма и весьма порядочных и всеми уважаемых людей. Может быть, ты просто позавидовала счастью Глеба, а? – и он довольно фамильярно потрепал меня по щеке.

Боже мой! Да ведь у него даже креста не было! Кто он такой?! Ряженый? Как и все они здесь! Этот лжепоп защищал только один интерес – интерес проклятого рода!

В очередной раз они опередили меня.

Я вырвалась из-под добрых пьяных ладоней и побежала прочь, обратно, через мост, к клубу, откуда вот-вот должен был появиться Глеб с предназначенной ему невестой и со всей этой толпой уродов, то есть семьей.

Я неслась по мосту, переворачивая столы.

Падали, разбиваясь в пыль, аляповатые вазы из дешевого стекла, умирали в осколках и грязных потеках вездесущие пионы, а я топтала и топтала эту воинствующую нищету, я рвалась, я кричала, я стала такой буйной, что родня Глеба боялась приблизиться ко мне. Они только о чем-то просили, а может, ругали меня, не помню…

Мне удалось прорваться. Я добралась до Глеба, но не узнала сразу его. Он все-таки не надел свадебный костюм. Сопротивлялся?! Я готова была бороться за него, но споткнулась о его насмешливый взгляд.

Все стояли у крыльца и ожидали выхода невесты. Глазели осуждающе, переглядывались, кивали в нашу сторону, жужжали, как стая рассерженных мух.

Глеб взял меня под локоть: «Давай отойдем». Я вцепилась в него, оттащила за угол, набросилась:

– Скажи мне, ты идиот? Нет, правда, ты болен, у тебя обострение… Иначе я никак не могу объяснить…

– Лисенок, не говори ерунды, – он состроил недовольную гримасу. – Я уже все тебе объяснил.

Я смотрела на него так пристально, что его лицо поплыло, размылось, он еще что-то говорил, и вдруг я почувствовала – не то. Кто-то когда-то уже говорил мне нечто подобное, и даже голос, очень похож голос… Теперь надо вспомнить, кто и когда. Это очень важно. От этого зависит вся моя жизнь, да, я сейчас должна принять правильное решение, сложно принять правильное решение, если подводит память.

– Ну успокойся, успокойся, – услышала я снисходительное, он похлопал меня по плечу, – ты умница, почти продержалась, я в тебе не ошибся. А сейчас давай, возьми себя в руки и сделай для меня еще кое-что…

Стоп-стоп, я было дернулась в сторону, кто он такой?

– Лисенок, ты меня слушаешь? – он склонился к самому моему лицу, его глаза были близко-близко, и его голос…

Лисенок… Глеб никогда не звал меня так. Лисенок, котенок, зайчонок, заяц, зая… Ненавистная кличка. Я вспомнила! Зима, конец декабря, мы стоим на школьном крыльце, и мой бывший парень объясняет мне насчет того, что у него появилась другая девчонка. Мы собирались вместе встречать Новый год, а накануне он меня бросил. Он называл меня заей, и меня, и ее, ту, другую девочку, и, наверно, вообще всех последующих.

Как же я страдала тогда! А ведь он мне даже не так чтобы очень нравился. Это из-за него мы с Дашкой вынуждены были поехать на Новый год в деревню к моим бабушкам и благодаря ему же мы познакомились там с Глебом и Олегом. Выходит, мой бывший «заяц» не такой уж плохой, если разобраться.

Но и это не важно.

– Лисенок, – тот, кто казался мне Глебом, снова позвал.

– Ты не Глеб, – выпалила я.

Он ухмыльнулся:

– Ну прекрати!

И сразу перестал быть на него похожим.

– Ты вообще не человек, и все вы здесь не настоящие. – Если сказать, что мне не было страшно, неправда, мне было очень страшно, ужасно! В голове мутилось и колени подгибались.

Господи, помоги, Господи, помилуй! Господи, помилуй!

Парень, игравший роль Глеба, съежился, он определенно стал меньше ростом, ссутулился, нет, скорее его сплющило, какой же он Глеб! Это какой-то карлик, с одутловатым рыльцем, пузатый, кривоногий и старый!

А из-за угла повалили его родственники! Вот это цирк с зоопарком, паноптикум уродов. Как я могла принимать их за людей? Меня окружали монстры всех мастей, вислоухие, пятнистые рыла, многорогие, многоглазые, клыкастые; о том, что они могли выглядеть как люди, напоминала лишь напяленная кое-как одежда. Бородавчатые суставчатые лапы, клочья неопрятной шерсти, зеленоватая щетина, ядовитая слизь, истекающая из раззявленных пастей. Он лаяли, завывали, верещали, кукарекали, рычали, вопили, гыкали, хрипели, подпрыгивали, толкались, кусали и грызли друг друга. Хорошенькие родственнички!

Я зажмурилась и заверещала так, что у самой заложило уши.

Бабушка Клавдия появилась на мгновение: «Чтоб не морочили тебя, как спать ложишься, крести постель и говори так: «Огради мя, Господи, силою Честнаго и Животворящего Твоего Креста, и сохрани мя от всякого зла!» Нечистые Креста переносить не могут, вмиг весь морок рассеется».

Как я могла забыть!

Перекрестилась трижды и громко повторила слова молитвы.

Открыла глаза. Безобразные рыла, подступавшие ко мне со всех сторон, отпрянули, завывая и взбрыкивая. Вокруг образовалось пустое пространство. В самой гуще топочущего дикого стада подпрыгивала от нетерпения холеная свинья в свадебном наряде, даже фата между ушей болталась. Она растолкала рылом и копытами сородичей и бросилась прямо к снулому горбатому карлику, скорчившемуся у моих ног. Гикнув, он вскочил ей на спину, ударил пятками, захохотал злобно, глянул на меня, вращая дикими глазищами. Свинья взвизгнула и гарцуя понеслась вперед, увлекая за собой дикое стадо.