Самый лучший демон. Костёр чужих желаний - [25]

Бесса по старушечьи, двумя пальцами, отерла уголки рта. И поправила белоснежный, накрахмаленный чепец, видимо, готовясь к длинному рассказу.

— Вот он со своими ребятами-то жестко так, да? Мол, никто они мне, пользу от них имею — и только. Слыхала небось.

— Слышала, — кивнула Арха, отодвигая от себя тарелку, — только я в это не верю. Мне кажется, что он и сам так не думает.

— Во, я же грю, что у тебя глазки умненькие. Я тебе сейчас порасскажу про него и Ирраша. Про остальных-то не поспею, но ты и сама все поймешь. Данаша-то от меня забрали, когда ему только четвертый годик пошел, да к отцу отправили. В замок, значит, на воспитание. Видать, мальцу там не сладко пришлось. Потому как сбегать начал. Да никуда ни будь, а в собачью будку. Жила там сука старая. За щенка она, что ли, его приняла? Но то неважно. У той самой суки он и прятался. А отцу его это не по нраву было. Как жить? Лорд, единственный сыночек — и у собаки отсиживается. Засмеют ведь. И то слово — смеялись… Эй, девонька, ты чего это?

— Н-ничего… — шмыгнула Арха, поспешно вытирая слезы рукавом рубахи.

И старательно отгоняя от себя виденье маленького рогатого мальчика с красными глазами. Прячущегося за старую собаку.

— Эх, девонька, видать, сердце-то у тебя где положено. Не ошибся Данаш, — старушка похлопала сухой ладошкой по руке Архи. — Будет тебе, не реви. Что было, то прошло. Вон он у нас какой грозный да статный сейчас.

Ведунья попыталась изобразить улыбку. Получилось у нее не очень убедительно, потому что слезы наворачивались сами собой, а в сердце как будто иголка засела. И мысль о том, что теперь лорд был очень далек от четырехлетнего мальчика, не утешала.

— Вы рассказывайте, я слушаю, — попросила ведунья.

Бесса строго посмотрела на лекарку, словно оценивая — стоит ли продолжать или с девушки на сегодня достаточно?

— Ладноть. Бабские слезы водица. Тока умыться. В общем, решил лорд псину ту извести. Прибить, чтобы сыночка к ней не бегал. И про то как-то Ирраш прознал. А с Данашем-то они тогда и вовсе поврозь были. Котенку лет семь, что ли, исполнилося? Но он все больше с другими знался, а с нашим-то не водился. Да тут чей-то его тюкнуло. Видать, сообразил, что малец псину не защитит. И сам, ночью, собаку из замка вывел, да в деревне у одной тетки пристроил. Все денежки ей, что были, до монетки отдал. И велел суку-то пуще глаза стеречь. Ну, еще навалял тама ейному сынку по самое небалуйся. Чтоб, значит, серьезность того дела прочувствовали.

Старушка зашлась мелким, сухим смехом, словно горох рассыпала. Арха и сама не удержалась от улыбки. В этом был весь Ирраш — заплатить, но еще и накостылять, чтобы задача понятнее стала. Только так шавер и мог поступить.

— Во-от. И сам-то он обсказал Данашу, что с его псиной приключилось — и вроде как дальше они не знаются. Год прошёл или около того. Но случилось так — котенок-то в ров крепостной упал. Сам оступился или помог кто — про то не ведаю. А ров то сухой стоял, ну и поломался Ирраш знатно. И лекарь замковый ни в какую. Тока талдычил, что помрет малец к утру, и надежи на другое нету. Так Данаш-то чего учудил? Попер с конюшни лошадь, да никакую ни будь, а отца жеребца. Даром что сам-то ему по колено — не выше. Прихватил мальчонку, да и поехал в город. А дело-то ночью случилось, так ещё и буря разыгралась. И вот так, по скалам, и поехал!

— Ему же лет пять было, да? — ахнула ведунья.

Бесса только головой покивала.

— Про то и говорю. И доехал-таки! И даже лекаря отыскал, который Ирраша починить согласился. Но про то ты и сама догадалась чай. Вон как носится, морда шаверская! Уж чего отец-то Данашу потом устроил, говорить дажить не буду. Но вот такой вот он. И с тех пор не менялси ни капли, тока побольше стал.

— Закончила сказки травить? — недовольно поинтересовался тот самый, который стал побольше, подпирая плечом косяк.

— Ишь, сказки! — недовольно фыркнула старушка. — Все бы вам, сказки! А только, девонька, ты меня слушай. Он ить мало к чаму сердцем-то прикипает. Но ужо прикипел — не отодрать. Ты яво не слушай, вглубь гляди. В глуби такой огонь полыхаить, аж глазам больно.

Но Арха уже никого не слушала. Она просто смотрела на лорда, пытаясь сглотнуть комок, застрявший в горле. Демон, старательно отводивший от неё глаза, вдруг нахмурился, шагнул к девушке, опускаясь на корточки и с тревогой заглядывая ей в лицо.

— Котёнок, что с тобой? Тебе плохо?

Ведунья только головой покачала, даже не пытаясь заговорить. Боялась, что не выдержит и разревётся. Она взяла ладонь Дана и потёрлась об неё щекой.

— Я тебя люблю, — прошептала Арха.

Вышло у нее это сипло, прерывисто, но, все-таки, выговорилось. Хотя, наверное, такие слова и совсем уж из последних сил сказать удастся. Потому что только они и были всей правдой.

Входная дверь хлопнула, впустив внутрь порыв сквозняка.

— Так, — отчеканил Ирраш неприязненно, — это все, конечно, очень мило. Но император тебя с утра видеть желает. И знаешь, что самое удивительное? Аргумент, что у тебя есть право на личную жизнь, он не воспринимает.

Ведунья почувствовала, что вся жалость к ушастому, которую совсем недавно можно было половником черпать, куда-то стремительно испаряется. И даже появляется желание выбрать ров поглубже, чтобы повторить эксперимент с проверкой выживаемости шаверов.