Самый человечный человек. Правда об Иосифе Сталине - [12]

…И так вот он, нисколько не скучая, сидел в кутаисской тюрьме. Ну, естественно, перевод подследственного из одной тюрьмы в другую для полицейской бюрократии был операцией непосильной – в Тифлисе, где решалась его судьба, Джугашвили «потеряли». Когда следствие было окончено, местное жандармское управление, которому надоело возиться со столь беспокойным заключенным, предложило выпустить его до решения дела под особый надзор полиции. Тифлис отказал, Иосиф остался в тюрьме, однако кто-то в каких-то бумажках что-то не то написал, и к тому моменту, когда дело Джугашвили решилось, Тифлисское жандармское управление почему-то было уверено, что он выпущен под надзор полиции. Его стали искать и, естественно, нигде не нашли, после чего объявили розыск по всей Грузии. На протяжении всей этой суматохи разыскиваемый преспокойно сидел себе в кутаисской тюрьме.

Полиция так и не смогла довести дело до суда, и после года с лишним ареста по делу Джугашвили было принято решение, специально придуманное как раз для таких случаев – когда все известно, а доказать ничего не получается. Орган, также специально созданный как раз для таких случаев, – Особое совещание при Министерстве внутренних дел (и вовсе не большевики его придумали, они просто повторили опыт царской России) постановило: выслать в Восточную Сибирь сроком на три года. После этого его полтора месяца искали, еще два месяца готовили к этапу, и к месту ссылки он отправился только в конце ноября – в демисезонном пальто и легких ботинках. Ну, а кого это волновало – правительство брало на себя расходы по транспортировке заключенных, но снабжать их еще и теплой одеждой оно было не обязано. Между тем имущества у Иосифа было, как и всегда, только то, что на нем. И денег столько же, сколько всегда, – ни рубля. Небольшую сумму выдал отправляемым по этапу товарищам комитет РСДРП, да батумские рабочие собрали около 10 рублей и немного провизии. С чем он и отправился в сибирскую зиму…

* * *

…Конечно, Иркутск не Якутск, есть в Российской империи места и подальше. Но Восточная Сибирь – это очень далеко, и там очень холодно. Из Иркутска путь лежал дальше, в уездный город Балаганск, а оттуда – в селение Новая Уда. Как Иосиф в декабре, не имея теплой одежды, доехал до Новой Уды, история умалчивает. Зато стражники могли быть спокойны за нового ссыльного – зимой он никуда не денется, в Сибири без шубы не побегаешь. Точнее, они так думали, что могут быть спокойны…

Деревенька была крохотная, ссыльных в ней всего четверо. На ее нижнем конце, в бедном домике из двух комнат на краю болота, у крестьянки Марфы Литвинцевой и поселился Иосиф. Стояла зима, морозы доходили до минус тридцати градусов, а он в чем приехал, в том и жил, купить зимнюю одежду было не на что. Но он все равно не собирался задерживаться в ссылке и достаточно скоро ушел в побег. Правда, в первый раз отъехал недалеко – недооценил сибирские морозы, по пути понял, что без теплой одежды не доедет, и вернулся обратно.

Зато во второй раз побег был удачным. Бежал он накануне Крещения, 5 декабря, рассчитывая, что стражники в праздник перепьются и ссыльных проверять не станут. Расчет, правда, оказался верен лишь наполовину – стражники перепились, однако дело свое и в пьяном виде знали, так что уже 6 января сообщение о побеге было разослано по всей округе. Но все же праздник дал Иосифу возможность благополучно добраться до Балаганска, а это был какой-никакой, а город – народу больше, больше и ссыльных, легче спрятаться. Товарищи укрыли его на несколько дней, снабдили теплой одеждой и отправили дальше, через Ангару, к станции Зима. К тому времени приметы беглеца были разосланы по всей округе, но его искали на путях, ведущих в Россию, а Иосиф отправился на восток, в Иркутск, где ему предстояло добыть деньги на дорогу и документы. Раздобыв и то и другое, он отправился на Кавказ.

Эта история во многих деталях загадочна. Дело в том, что побег из Сибири – дело не дешевое. Лишь в плохих фильмах ссыльные бегут «в никуда», добираясь на попутных лошадях да безбилетными пассажирами четвертого класса. На самом деле в Сибири механизм поимки беглых был отработан, так что первый же ямщик или кондуктор отвел бы такого «путешественника» в полицию и получил положенную за поимку беглеца награду. Для побега нужны были деньги, и немалые – как минимум на билет, причем желательно не третьего класса, на питание во время долгой дороги да на всякие непредвиденные расходы. Нужны были и надежные документы. И если по поводу прочих побегов Иосифа точно известно, кто их финансировал, то здесь ясно лишь одно: деньги он достал в Иркутске. Откуда? Их могли собрать ссыльные, мог помочь кто-нибудь из «спонсоров», коих везде было достаточно, «на революцию» скидывалось все образованное общество. Наконец, теоретически их могли перевести и из-за границы. Точно известно только одно: оттуда их не переводили. Батумские социал-демократы были тут ни при чем.

Однако Сталин и сам внес изрядную путаницу в историю своего побега. Позднее, уже после победы революции, он любил время от времени рассказывать истории из дореволюционного прошлого или приводить их «к слову», в качестве примеров. И уж тут-то его творческая фантазия разыгрывалась вовсю! Истории эти излагались во множестве вариантов, обрастая по пути авантюрными ходами и колоритными подробностями. Что касается первого побега из Сибири, то известны три версии того, как это было, и все три – в авторском изложении. Согласно одной версии, он заставил местного мужика везти его к ближайшей станции – 120 верст! – приставив к горлу кинжал. В другой – договорился, что на каждой станции будет выставлять ямщику «аршин водки». Что это такое? О, это он может сейчас показать! Брался деревянный аршинчик и вплотную уставлялся серебряными стаканчиками с водкой. Да если бы Иосиф имел деньги на такое количество водки, да еще и серебряные стаканы, то ему не было бы нужды ехать за деньгами в Иркутск. То он будто бы нанимался в секретные осведомители к приставу, о чем получал соответствующее удостоверение и щеголял им на всем пути из Сибири до Кавказа. В общем, фантазия работала отменно. А вот о том, что было после побега, Сталин рассказывать не любил.