Самые яркие звезды - [7]

Неся пакет в одной руке, другой я стала набирать брата. Автоответчик.

– Привет, это я. Просто хочу узнать, как дела. Тебя уже несколько дней не слышно. Перезвони. Я иду ужинать к папе – сегодня вторник. А ты, бяка, не идешь!

Я отключилась и сунула мобильник в карман.

В небе сиял необычный оранжевый свет, будто солнце никак не могло решиться – уходить или подождать. Парковка была полностью забита. Белый фургончик Брэдли занимал сразу два места, а в кузове лежала такая гора матрасов, что я невольно вспомнила сказку о принцессе на горошине. Брэдли вышел из магазина и свалил в кузов кучу подушек.

– Воду дали! – крикнул он, помахав рукой.

– Ага, – улыбнулась я. – Спасибо, что с них не слез, пока не сделали.

Вышло как-то неловко. Теперь весь вечер буду рефлексировать по поводу своих слов. Так уж у меня голова устроена. Брэдли, наверное, и не заметил, как неудачно я выразилась. Он пожелал мне спокойной ночи, запер магазин и сел в машину.

Всю недолгую дорогу домой я думала о предстоящем ужине и разговоре, который придется вести за тремя – как минимум – переменами блюд.

Ждали меня к семи, значит, выехать следовало без двадцати семь. И если я хочу мало-мальски привести себя в порядок, нужно принять душ и переодеться. Когда я в угоду папиной жене сбросила несколько «лишних» фунтов, она хоть перестала отпускать замечания насчет моей внешности. И на том спасибо.

Хорошо было бы никуда не ходить, а поужинать принесенными закусками вместе с Элоди!.. Эта мысль в том или ином виде приходила ко мне каждую неделю – с тех пор, как я съехала. Я надеялась привыкнуть – бесполезно. Не привыкла и никогда не привыкну. Разумеется, ужин раз в неделю лучше совместного проживания, гораздо лучше. Но наши обязательные встречи я ненавидела, они отравляли мне всю неделю, потому что я только о них и думала. Когда стирала, когда мыла голову, когда работала, – мысли неизменно возвращались к ужину во вторник.

Глава 12

Всякий раз, заглядывая в «Фейсбук», я узнавала об очередном родившемся младенце, или помолвке, или смерти. Или натыкалась на обсуждение политики, когда все кричат так громко, что друг друга не слышат. Все это надоедало, и я могла месяцами ничего не постить. Не хотелось откровенничать с малознакомыми людьми. И, в отличие от Сары Чесмен, которая переехала, когда я оканчивала школу, не вижу необходимости выкладывать в сеть каждый поход в кафе.

Тем не менее из-за какого-то стервозного любопытства и потому что до дома оставалось еще несколько минут, я зашла к ней на страничку – полюбоваться ее унылым существованием. Оттого ли, что я брела по шумной улице и ноги у меня отваливались, а может, из-за предстоящего «семейного ужина» жизнь Сары вдруг показалась мне прекрасной. У нее был муж – солдат-новобранец, и службу он проходил в Техасе, а она ждала ребенка. Я просмотрела десятисекундное видео: Сара открывает коробку, и оттуда вылетают розовые шарики, символизирующие пол будущего ребенка. Причем она выглядит совершенно спокойной; на ее месте я волновалась бы.

За все эти мысли я обозвала себя лицемеркой и вернулась к основной теме.

Папа выложил фотографию, где в одной руке он держит рыбу, а в другой – пиво. Он любил охоту и рыбалку, а мы с братом терпеть не могли. Пока Остин не окончил среднюю школу и не начал встречаться с девушками, ему приходилось таскаться с отцом в походы. И вот мой братец, который до недавнего времени разговаривал со мной по телефону каждый день, а в последние месяцы едва отвечал на звонки, уже лайкнул отцовский пост. И лайкнул некто еще, с золотистым ретривером на аватарке. Ретривер оставил коммент, что отец «кажется как никогда счастливым».

Такие вещи ранят. По-настоящему. С тех пор как три года назад папа снова женился, подобные слова я слышала отовсюду. Даже соседи, даже продавцы в гарнизонном магазине – все спешили высказать отцу, как он теперь счастлив. Не стеснялись говорить такое при мне, а ведь получалось, что раньше он, значит, был несчастлив. Тогда-то я и стала цепляться за других людей, в основном за парней, ровесников или ребят постарше. Я искала то, чего мне недоставало в семье, только я сама не знала чего.

Больше всего я цеплялась за Остина. Может, потому, что он мой близнец, а может, потому, что когда родители были особенно нужны, их никогда не было рядом. Близкое общение с Остином, родившимся на шесть минут позже меня, какое-то время помогало, но потом, после школы, я начала понимать: мой брат – совсем не тот человек, каким я его воображала.

Странно, как меняются с возрастом воспоминания. Например, однажды Остин взял меня на вечеринку в Чесапике, где собрались такие же дети военных. Сказал, что в нашем возрасте все уже давно пьют и нечего мне из-за этого париться. Потом он отправился в спальню с какой-то местной девицей, а мне пришлось сидеть в гостиной, среди распаленных выпивкой парней. Один из них – он называл меня «сестренка Остина» и говорил слишком густым для школьника басом – заявил, что я в него втюрилась, и все лез ко мне с поцелуями. И не отстал, пока я не заплакала. Почему-то мои просьбы прекратить, мое «ну, пожалуйста, не надо» на него совсем не действовали. А когда из глаз у меня хлынули горячие слезы, он наконец отвязался. Потом я уснула на диванчике, а в соседней комнате кто-то играл в стрелялку. Утром Остин даже не извинился. Не спросил, как и где я спала. Чмокнул свою случайную подружку в щечку, рассмешил нас обеих какой-то шуткой, и мы как ни в чем не бывало поехали на такси домой. Дома папа наорал – не на брата, на меня! – и мы целую неделю ходили пришибленные.