Самые скандальные треугольники русской истории - [52]

Я не мог сдержать свой смех!..

И, под пляску морозных игол,

Вкруг подруги картонной моей

— Он звенел и высоко прыгал,

Я за ним плясал вкруг саней!

И мы пели на улице сонной:

«Ах, какая стряслась беда!»

А вверху — над подругой картонной

— Высоко зеленела звезда.

И всю ночь по улицам снежным

Мы брели — Арлекин и Пьеро…

Он прижался ко мне так нежно,

Щекотало мне нос перо!

Он шептал мне: «Брат мой, мы вместе,

Неразлучны на много дней…

Погрустим с тобой о невесте,

О картонной невесте твоей!»…

«Балаганчик» был издан только в 1908 году в сборнике блоковских пьес. Но поставлен раньше, в декабре 1906-го. Тогда же Блок сделал приписку в начале пьесы «Посвящается Всеволоду Эмильевичу Мейерхольду», то есть постановщику спектакля в только что открытом в Петербурге театре Веры Комиссаржевской. Стиль «комедии дель арте», в котором сделан «Балаганчик», отлично совместился с авангардизмом Мейерхольда. Актеры выпрыгивали на сцену, освещенную бенгальскими огнями, разрывая бумажный задник, декорации иногда поднимались, оставляя сцену вообще пустой. В темноте мистики покидали свои стулья и на них оставались одни костюмы… Поклонники Мейерхольда и Блока рукоплескали. Большинство зрителей расходилось в недоумении.

Спустя еще три года Осип д’Ор в пародийной биографии Блока отмечал: «… Написал я несколько драм, которые все непонятны мне самому.

Но больше всех непонятен мне „Балаганчик“.

Сколько я ни ломал себе голову над этим произведением, но никак не могу постичь его тайного смысла.

Несколько раз В. Мейерхольд пытался мне объяснить, что я думал сказать в своем „Балаганчике“, — но безуспешно».

Существует среди литературоведов даже версия, что «Золотой ключик» Алексея Толстого не просто книжка для детей. В разыгрываемой там пьеске о грустном поэте Пьеро, холерическом неврастенике Арлекино и томной Мальвине заключается и пародия на «Балаганчик», и пародия на отношения Блока, Белого и Любочки.

Впрочем, на развитие отношений все понявших участников треугольника «Балаганчик» никак не повлиял. На следующий день 26 февраля вся компания плюс мама Александра Андреевна отправляется на концерт.

Из театра едут в двухместных санях: Блок с мамой, Любочка с Белым. И там двое последних целуются! О времена, о нравы… То есть примерно через год после первых признаний Андрея Белого. А дальше… Она приехала к нему в гостиницу. Слово воспоминаниям Любови Дмитриевны. «Играя с огнем, уже позволяла вынуть тяжелые черепаховые гребни и шпильки, и волосы уже упали золотым плащом (смешно тебе, читательница, это начало „падений“ моего времени?)… Но тут какое-то неловкое и неверное движение (Боря был в таких делах явно немногим опытнее меня) — отрезвило, и уже волосы собраны, и уже я бегу по лестнице, начиная понимать, что не так должна найти я выход из созданной мною путаницы».

Да, великая путаница, изматывающая Любу, буквально сводящая с ума Белого и… щекочущая нервы Блоку, стоящему «над схваткой», продолжается. Белый уезжает в Москву, но иногда наведывает в Питер буквально на денек. А тогда как раз денек и занимала дорога на поезде. А в промежутках ежедневные (!) письма Белого на 15–20 страницах и Любины на 4–5. Андрей Белый при этом успевал еще писать стихи, прозу и вести дневник. В дневниках он шифровал Любовь Блок под таинственным инициалом «Щ». «…Щ. призналась, что любит меня и… Блока; а через день — не любит — меня и Блока; еще через день: она любит его, как сестра. А меня — „по-земному“; а через день все — наоборот; от этакой сложности у меня ломается череп и перебалтываются мозги…» Уже друг семьи поэт Евгений Иванов намекает — а не лучше ли вам жить втроем. Живут же Мережковские с Философовым. Зинаида Гиппиус, разумеется, в курсе событий и всей душой ратует за новую тройственную семью. Даже равнодушный ко всему Мережковский пишет Белому письмо, где надеется, что Любовь Дмитриевна «будет с нами — и скоро». Люба, Александра Андреевна, Мария Андреевна, Андрей Белый и многие другие плачут и мечутся. Только хладнокровный Блок не мечется.

Александр Блок в начале апреля 1906-го спокойно сдает государственные экзамены в университете, после чего увозит жену отдохнуть в Озерки, где снимает дачу. Это в десяти верстах на север от Петербурга, сейчас Озерки входят в черту города. Разумеется, эпистолярная любовь Белого настигает его жену и там. Но это не мешает Блоку жить и проводить время, как он любит. Он сам точно зафиксировал дату 24 апреля. В этот вечер он пришел на съемную дачу пьяный и довольный. Супруга уточнила:

— Саша, ты пьян?

— Да, Люба, я пьян.

И бросил на стол исписанный листок. Не откажем себе в удовольствии…

По вечерам над ресторанами

Горячий воздух дик и глух,

И правит окриками пьяными

Весенний и тлетворный дух.

Вдали над пылью переулочной,

Над скукой загородных дач,

Чуть золотится крендель булочной,

И раздается детский плач.

И каждый вечер, за шлагбаумами,

Заламывая котелки,

Среди канав гуляют с дамами

Испытанные остряки.

Над озером скрипят уключины

И раздается женский визг,

А в небе, ко всему приученный,

Бессмысленно кривится диск.

И каждый вечер друг единственный

В моем стакане отражен

И влагой терпкой и таинственной,