Самые красивые пары советского кино - [44]

Итак, на тот момент Стриженов все еще был женат на Марианне, но продолжал вести достаточно свободный образ жизни – крутил роман с молодой актрисой фактически на глазах у столичной богемы. Вряд ли его супруга не была осведомлена об этом, но вынуждена была прощать мужу очередное увлечение, как это было до этого уже неоднократно. Все-таки супруг был главным кормильцем в их семье, где росла дочь Наташа, которой в 1962 году исполнилось пять лет. У самой Марианны с работой тогда не складывалось. В Театре-студии киноактера она играла немного, а в кино играла сплошь эпизоды, да и то редко. Так, в начале 60‑х она записала на свой счет лишь две роли: в фильмах «Слепой музыкант» (1961; Анна Михайловна) и «Без страха и упрека» (1963; Наталья, мама Вадика и Коли).

Совсем иное дело было у Стриженова. В театре он тогда еще не работал, но на жизнь не жаловался – его съемочный день стоил 500 рублей старыми деньгами, что было высшей ставкой в СССР. Такие ставки имели только народные артисты А. Тарасова, Н. Симонов, Б. Ливанов, Н. Черкасов. Да еще к тому же Стриженов ездил с сольными выступлениями, причем с самой высшей ставкой, с надбавками от Росконцерта. Поэтому он мог не утруждать себя поисками побочной работы. Да и в кино он тоже снимался выборочно – в год у него получалось один-два фильма, но почти везде это были главные роли. Назовем эти фильмы: «Пиковая дама» (1961; главная роль – Герман), «Северная повесть» (1961; главная роль – Павел Бестужев), «Дуэль» (1962; главная роль – Иван Андреевич Лаевский), «Трус» (ЧССР; 1962; партизан), «В мертвой петле» (1963; главная роль – Сергей Уточкин).

Итак, летом 62‑го Стриженову и Скирде пришлось на время расстаться: Олег уезжал на съемки в Киев, а Лина с Театром имени Станиславского – в Куйбышев. Но она предпочла не разрушать семью. Ей еще бабушка наказывала не иметь дел с женатыми мужчинами: «На чужом несчастье счастье не построишь». И поэтому, пока Олег снимался, Лина быстренько вышла замуж за человека, который давно ее добивался. Речь идет о кинорежиссере Иване Пырьеве (1901), который был старше Лионеллы на 37 лет. Вот как она сама об этом вспоминает:

«…Я тогда проживала в квартире, отданной под театральное общежитие. И в этот дом переехал Пырьев. С его тогдашней подругой я была знакома, и однажды она увидела меня с балкона и позвала в гости. Так я познакомилась со знаменитым режиссером. Несколько раз я потом приходила, Пырьев рассказывал о своих проблемах, я делилась переживаниями по поводу романа со Стриженовым: объясняла, что люблю, но вынуждена уйти… Вскоре я собиралась с театром на гастроли. Пырьев сказал: «Будет скучно, позванивай нам». Понимаете? «НАМ!» Как-то я позвонила. В разговоре поинтересовалась: «А как поживает ваша подруга?» И в ответ услышала: «Ее здесь уже нет и больше не будет…» А некоторое время спустя Иван Александрович вдруг сказал мне: «Я хотел бы, чтобы ты навсегда осталась в моем доме». Я ответила: «Это очень серьезное предложение, и для меня оно – как обухом по голове. Я должна все серьезно обдумать…» Вскоре уехала в Горький – у меня там была премьера. И там страшно заболела ангиной. А время-то какое? Лекарств не достать, лимона – и то не найти. И актриса, с которой мы жили в одной комнате, позвонила Пырьеву. Он обещал передать лекарства с поездом. Но вместо этого на следующее утро сам постучал в дверь нашего номера – с цветами, с кучей пакетов, в которых было все-все-все… Конечно, такой поступок меня невероятно тронул, и… я приняла предложение Ивана Александровича…

Когда я пришла в его дом, там никого не было. Ту девицу, с которой он жил до меня и которая нас с ним познакомила, он, видимо, приблизил к себе в пику Людмиле Марченко (у режиссера был с ней роман сразу после того, как Людмила рассталась со Стриженовым. – Ф. Р.). А что там у них случилось с Людой, я никогда не спрашивала. Иной раз он сам проговаривался о том, что она обманывала его, заводила любовников. Но меня это не интересовало, и я ее ни разу не видела… Когда мы в первый раз уехали с Пырьевым отдыхать, в доме оставалась домработница. Ей позвонила Людмила и напросилась прийти – под предлогом выпить, они обе любили это дело. Потом домработница мне рассказала, что Марченко взяла из секретера мою фотографию, долго молча смотрела, а потом сказала: «Н‑да, ну, здесь мне уже ничего поделать не удастся».

А с Ладыниной Пырьев жил раздельно несколько лет. Он рассказывал мне потом, что никогда не разошелся бы с Мариной Алексеевной, если бы она не написала на него донос в ЦК партии – дескать, он развратник, изменяет ей с молодой артисткой. Чистовик отправила, а черновик порвала и бросила в ведро. А любопытная домработница обрывки подобрала, склеила и отдала Пырьеву. И тогда он ушел из дома. Потом ему приходили всякие нехорошие письма – с проклятиями, угрозами. Пырьев знал, что это от нее. Причем в Театре киноактера мы с Мариной Алексеевной всегда очень вежливо раскланивались, как будто ничего не происходило…

Каждый год Пырьев подавал на развод, но Ладынина согласия не давала, и рассмотрение дела постоянно переносили. Последнее разбирательство состоялось в 65‑м году. Слава богу, на этот раз судья сказала: «Хватит, надоела мне уже ваша история!» И вынесла решение: развести… Но три с половиной года мы с Пырьевым жили в гражданском браке.